Астральная жизнь черепахи. Наброски эзотерической топографии. Книга первая - читать онлайн книгу. Автор: Яков Шехтер cтр.№ 40

– Так я обязан жениться или нет?

Реб Берл тяжело вздохнул.

– Послушайте, молодой человек, – сказал он, начиная складывать таллит. – Написано в Торе, что нужно есть кошерную пищу. Написано, можно открыть и убедиться. А еще написано в Торе, что нужно накладывать тфиллин. Тоже написано. Но покажите мне, где написано в Торе, что нужно быть идиотом?

– Так значит, я не обязан жениться, да? – с облегчением вздохнул Авигдор?

– Ну почему, если вам так сильно хочется, можете попробовать. Она ваша дальняя родственница или ближняя?

Глаза у реб Берла заискрились. Авигдор, наконец, понял всю нелепость своего вопроса и тоже заулыбался.

На следующий день, в воскресенье, я повез его на кладбище. Молился Авигдор неистово и бесконечно: я успел прочитать все свои постоянные псалмы, попросить просьбы, просто подумать, разглядывая серую стенку склепа, погулять по кладбищу, еще раз постоять возле Авигдора, а он все раскачивался и раскачивался, ничего не замечая вокруг себя. В конце концов, мне это надоело, и я начал интеллигентно покашливать. Никакой реакции. Закашлял сильнее. То же самое. Наконец я решительно прикоснулся к плечу Авигдора.

– Мне пора, я должен запереть склеп.

– А, да-да, хорошо. Хорошо.

Мы вышли наружу. Лицо Авигдора сияло.

– Знаешь, какая роскошная идея пришла мне в голову? Пора кончать эту свару между хасидами и миснагдим [45] . Я соберу хабадский миньян, мы приедем сюда на могилу и завершим двухвековую распрю, да?

– Вряд ли Гаон станет с вами разговаривать. А больше тут завершать не с кем.

Но Авигдор не слушал, его несло:

– Отцы ели виноград, а у детей оскомина. Сделаем «лехаим» [46] , почитаем псалмы, поучим хасидут [47] – и делу конец.

– Ой ли, конец?

– Конец, конец, я тебе говорю, нет такой преграды, что устоит перед желанием, да?

Всю дорогу обратно он гудел и, крутя руками словно пропеллером, перечислял тех, кому он позвонит, кто согласится наверняка, а кого придется уговаривать. Когда автобус въехал на улицы старой части Вильнюса, Авигдор уже призвал под свое знамя около тридцати хабадников и лихорадочно соображал, как и у кого их разместить. От продолжения разговора я уклонился, сославшись на семейные дела, и поскорее удрал.

Еврейский мир очень тесен, и слухи в нем разносятся со скоростью электричества, мчащегося по телефонным проводам с одного конца света на другой. После возвращения в Ленинград Авигдор развил бурную деятельность и даже начал собирать с потенциальных участников деньги на билеты. Дело начало приобретать реальные очертания, пока кто-то из хасидов не поведал о затее одному из заезжих раввинов, проникавших в Союз под видом невинных туристов. Раввин пришел в ужас и тут же позвонил в Бруклин другому раввину, тот написал записку Любавическому Ребе. Что точно ответил Ребе, молва не сохранила, но Авигдор несколько дней ходил с видом побитой собаки и возвращал собранные деньги. Так бесславно, даже толком не начавшись, закончилась попытка хасидско-литовского примирения.

Другой, особенно запомнившийся мне чудак, был геофизик, уволенный за подачу документов на выезд. Поначалу его идеи показались мне довольно здравыми, и несколько раз я даже помогал ему производить измерения. Геофизик предположил, будто святость места должна повлиять на давление, напряженность магнитного поля, радиоактивность и на другие, неведомые мне физические параметры. Короче говоря, он решил поверить алгеброй гармонию.

Для чистоты эксперимента мы провели замеры в нескольких явно прозаических местах: на Кальварийском рынке, возле центрального универмага и рядом с Дворцом спорта.

Вначале геофизик удовлетворенно посвистывал, но, по мере накопления массы данных, радостное возбуждение начала работы постепенно сменилось унынием. Разница между замерами никак не вписывалась в теорию.

В конце-концов, мы добрались и до могилы Гаона. Датчики установили в трех точках внутри склепа и в четырех снаружи. Увы, показания оказались близки к данным, полученным возле Дворца спорта. Судя по всему, святость места определялась какими-то другими параметрами.

– Так, – сказал геофизик и решительно достал из рюкзака саперную лопатку. – Эксперимент нужно доводить до конца. Сейчас выроем шурф и заложим датчики в непосредственной близости к святым мощам.

– Насчет мощей это ты с христианством напутал, – ответил я, отпихивая лопатку в сторону. – Знаешь, что произошло с теми, кто переносил могилу?

Выслушав мой рассказ, геофизик усмехнулся и, присев на корточки, решительно вонзил лопатку в землю.

– Мы же не будем добираться до тела, рядом пройдем, для науки, для истины.

Я положил руку на его плечо и слегка встряхнул.

– Послушай, до тех пор, пока я хранитель могилы, никаких раскопок тут не будет. Понятно?

– Понятно, – неожиданно легко согласился геофизик и упрятал лопатку поглубже в рюкзак. Поразмыслив несколько минут, он нашел другое решение: провал эксперимента объяснился неточностью приборов.

– Смотаюсь в Москву, привезу оттуда современные аппараты, и заживем, как никогда! – пообещал он, сворачивая оборудование.

О дальнейшем ходе расследования мне ничего не известно: то ли геофизик получил разрешение и благополучно отбыл в милую его сердцу Австралию, то ли ему так и не удалось. раздобыть в Москве вожделенные приборы.

Перед отъездом из Вильнюса он успел забежать в синагогу и пару часов покопаться в библиотеке. Обнаружив старый молитвенник, геофизик выцыганил его у реб Берла. Зачем – непонятно, на иврите он не знал ни одной буквы. Наверное, его привлекла дата издания, ему показалось, что такие древние книги стоят много денег.

– А что за молитвенник? – поинтересовался я у реб Берла.

–Да какой-то непонятный, – ответил он, – не ашкеназский и не сефардский. Делать с ним все равно нечего, пусть берет, хоть одному еврею радость от этой книги.

Время шло, и с медленным поскрипыванием его колес, неспешным проворачиванием, постукиванием и равномерным боем часов, меч опустился на узел моей семейной жизни, и сплетенные, казалось бы, навечно, половины разлетелись, свободные, в разные стороны, зализывая раны и отирая кровавый пот. Следующий шаг почти автоматически привел меня в ОВИР: отдел виз и регистраций.

Внимательно изучив мои документы, миленькая литовка с волосами цвета выцветших рыбацких сетей и в форме капитана милиции вернула анкету.

– Вы не ошиблись, – спросила она, протягивая лист, где указывалась степень родства. – Графы не перепутали?

Действительно, выглядело это странно. В графе «остающиеся родственники» стояли имена отца, матери, бабушек, брата, бывшей жены и двух детей. В месте, где нужно было указать, с кем я желаю воссоединиться, сиротливо чернела только одна фамилия. Степень родства выглядела еще более странно: брат жены брата.