– Что бред, а что не бред, решать нам, – ответил Пикачу.
– И все-таки… Какие у вас основания подозревать меня?
– Ваша парочка очень хорошо подходит на эту роль, парень. Тоже мне, Бонни и Клайд… Может, скажешь по-хорошему, зачем вам это дерьмо понадобилось?
– Да какое дерьмо? – Не выдержав, я повысил голос. Впрочем, получилось у меня не очень грозно. Похоже на лай пекинеса. – При чем здесь парочка? При чем? Какие Бонни и Клайд? С чего вы взяли, что девушка может быть в этом замешана?
– Убийц было двое, – сказал Пикачу. – Тебе ли не знать?
У меня похолодело внутри.
– С чего вы взяли?
– Не ожидал от нас такой прыти, приятель? – хмыкнул Рейчи.
– Один правша, другой левша. Криминалисты установили, что удар по голове якудза нанес правша, а второго, молодого, бил левша. Так-то, парень. Надо было вам учесть, что когда человек на взводе, он забывает о приличиях.
[48]
Ну, кто из вас левша?
Вот так. А я думал, что будут искать одного убийцу-маньяка. Они, оказывается, с самого начала разыскивали двух человек…
– А ножом? Ножом кто бил? Правша или левша?
У меня мелькнула шальная мысль: а что если это Вик? Мы же расстались около клиники. У нее было минут сорок.
– Как будто ты не знаешь.
– Скажите, пожалуйста. Пожалуйста…
– Нож был у правши.
– Это точно?
– Кто здесь на допросе?
– А разве это уже допрос?
– Не валяй дурака, парень. Хватит болтать. Мы скоро приедем. Потрать оставшееся время на то, чтобы вспомнить телефон адвоката, если он у тебя есть.
Я последовал его совету. То есть заткнулся. Правда, вовсе не для того, чтобы вспоминать телефон адвоката. И так понятно, что никакого обвинения они мне предъявить не могут. Никаких доказательств у них нет. Пока то, что меня видели недалеко от места убийства, – это лишь повод заинтересоваться мной, но не больше.
Как ни странно, я стал успокаиваться. Напряжение заставило меня забыть об эмоциях. Как тогда, когда я бил по голове типа, который душил Вик.
Итак, положение у меня незавидное, но не безвыходное.
Значит, Вик левша. Это, конечно минус. Если до нее доберутся и устроят проверку, у нас будет куда меньше шансов выкрутиться. Следовательно, важно сделать так, чтобы до нее не добрались. Очень просто. Сложнее это сделать.
Дальше. Скорее всего, убийца тот второй, с кем разговаривал якудза и кто остался у двери. Девяносто девять шансов из ста, что это он. Нужно найти его. Причем самостоятельно. Прямо как в дешевом детективе. Полиция бессильна, и расследование ведет главный герой – какой-нибудь не в меру деятельный учитель истории… В кино такая штука смотрится здорово. На практике из этой затеи ничего не выйдет.
Я попросту не знаю, как надо искать преступников. Не знаю, и все. Даже с чего начать, не представляю. Никаких зацепок, никаких предположений.
Если бы я мог сказать покемонам, что был этот второй. Что он остался ждать, когда ему откроют дверь изнутри. А когда не дождался, сам залез в окно и зачем-то прикончил тех парней. Да, если бы я мог сказать…
Но делать этого нельзя. Стоит мне обмолвится, что я был в клинике… Ничего хорошего из этого не выйдет. Даже если они найдут настоящего убийцу, меня будут судить за нанесение телесных повреждений и кражу со взломом. Такой вариант меня не устраивает. Но вероятнее, что никакого убийцу они искать даже не станут. Зачем? Уже есть я. И Вик.
Оказывается, положение все-таки безвыходное. Если не рассказать все – у меня будут огромные проблемы. Если рассказать – проблемы будут ничуть не меньше.
Вот что получается, когда влезаешь в чужой лабиринт.
Но еще не все потеряно. Не все. У меня будет время обдумать все как следует. Ночь, скорее всего, придется провести у них. А вот завтра я хорошенько подумаю. Завтра… Сегодня главное – не говорить лишнего про Вик. И стоять на своем.
Я чуть приободрился.
– Ну вот, почти приехали, – довольно сказал Пикачу. – Надеюсь, телефон адвоката ты вспомнил?
– Не думаю, что он мне понадобится в ближайшее время.
– Напрасно.
– В чем я виноват? В том, что оказался в неподходящее время в дерьмовом месте?
– Ну, лично я думаю, что ты виновен в двойном убийстве. Совершенном с чертовской жестокостью, – ответил Пикачу.
– Я тоже так думаю, – кивнул Рейчу, высматривая свободное место напротив участка.
– Вас ждет разочарование. Я всего лишь трахался там.
– Где? В клинике?
– Нет, в двух кварталах от нее. В наполовину снесенном доме. Среди куч мусора…
Пикачу хмыкнул. Рейчу хохотнул. Мне его смех не понравился. Так смеются не над извращенцами. Так смеются над людьми, которые испачкали задницу, сев на грязный стул, но еще не догадываются об этом.
– Боюсь, что после того, как ты кончил, вы отправились в клинику и пришили двоих парней. Может, это тоже часть сексуальной фантазии?
– Да с чего вы взяли? – я неожиданно для самого себя разозлился. Будто говорил правду, а мне не верили.
Пикачу посмотрел на меня, выдержал полную драматизма паузу и сказал то, что мне совсем не понравилось. Не понравилось настолько, что я чуть не обмочился. Он сказал:
– А с того, парень, что в этой пропахшей дерьмом клинике мы нашли до черта отпечатков твоих пальцев.
В моей голове вспыхивает неоновая надпись: «нет выхода».
Кровь стучит в висках азбукой Морзе: «нет выхода».
Перед глазами морда ухмыляющейся обезьяны. Ее губы шепчут: «нет выхода».
Я не заметил, как остановилась машина. Не заметил, как Рейчу, ругаясь сквозь зубы, дернул несколько раз заевшую вдруг рукоять ручного тормоза, пока не удалось ее поднять. Не заметил, как Пикачу выкарабкался на улицу и, вдохнув полной грудью свежий вечерний воздух, полез в карман за сигаретами.
Нет выхода. Нет выхода. Нет выхода.
Нетвыходанетвыходанетвыхода.
Дверь с моей стороны распахнулась. Надо мной стоял Пикачу, с сигаретой в губах. На лацкане пиджака прилепился маленький столбик пепла.
Нет выхода. Нет выхода. Нет выхода…
– Ну, так и будешь сидеть?
Он протянул руку и взял меня за локоть. Я попытался выйти из машины, но ноги новокаиново онемели. Пикачу почти выдернул меня. Мне пришлось опереться на теплый капот.