Викинги. Скальд - читать онлайн книгу. Автор: Николай Бахрошин cтр.№ 29

Позже на берегу начали появляться остальные дружинники в сопровождении хмельной, принаряженной родни, и у кораблей стало совсем не протолкнуться. Смех, веселье, острые, шутливые перебранки. Когда дружина уходит в викинг – нельзя гневить богов, провожая воинов унылыми лицами и худыми одеждами, иначе ассы не подарят удачу.

– Ты будешь меня ждать, Сангриль?

– Буду ждать…

В общей суете и гомоне они даже не смогли попрощаться толком, с сожалением думал Сьевнар. Она мелко клюнула его губами, а он на мгновение приложился к ее румяной, прохладной щеке – разве это назовешь прощанием? Так прощаются с далекими, малознакомыми родственниками, а не с тем, кто для тебя больше жизни.

Странно, они вроде бы еще вместе, он видит ее, трогает ее прохладную ладошку, чувствует земляничный привкус ее дыхания, а как будто они уже далеко друг от друга. «Песня о девушке, ждущей воина»? Так у кого все-таки больше тоски – у того, кто ушел, или у той, которая осталась?

– Ты будешь меня ждать, любимая? – снова и снова спрашивал он.

– Буду, конечно, буду!

– Ты дождешься меня?

Сьевнар сам понимал, что подобная суетливая настойчивость недостойна мужчины, но ничего не мог с собой поделать.

– Дождусь, дождусь, глупенький ты мой! – терпеливо повторяла она. – Кого же мне ждать, как не тебя? У меня больше нет никого…

«А если бы был, не ждала бы?» – мелькнула, как тень, ревнивая мысль.

– Возвращайся с богатой добычей, любимый мой. И привези мне здорового и крепкого раба для будущего дома. Или, лучше, двух… – она неожиданно начала загибать пальцы, словно что-то высчитывала в уме. На чистом лбу появилась чуть заметная, рассудительная складочка.

Сьевнар вдруг вспомнил, как его самого свеоны везли мальчишкой-рабом – испуганного, дрожащего, с воспаленным, спекшимся от жажды горлом. Вот уж не ко времени вспомнил.

Он нахмурился, мотнул головой, отгоняя видения прошлого.

– Конунг Рорик редко берет много рабов, если есть другая, более дорогая добыча, – напомнил Сьевнар.

– Это ничего, пусть другая добыча. Рабов можно купить в Хильдсъяве на торжище. Даже лучше, если на торжище – там можно отобрать самых крепких и искусных в работе, – решила девушка.

– Это можно, конечно…

Не обратив внимания на его внезапную хмурость, она закончила свои неведомые расчеты и глянула на него радостно и открыто. Ее лучистый, голубой взгляд отозвался в сердце обычной щемящей истомой.

Милая…

– И все-таки, Сьевнар, не понимаю тебя, – пророкотал рядом Гулли Медвежья Лапа. – Как можно отправляться за моря за поживой, когда на берегу остается такой лакомый кусок? Или, думаешь, за морем найдешь повкуснее?

Медвежью Лапу провожали жена и двое подрастающих сыновей. Но он почти не смотрел на них, небрежно положив на покатые плечи жены тяжелую руку с толстыми пальцами, обильно опушенными рыжим волосом. По его широкому лицу цвета сырой говядины с растрепанными лохмами бороды было видно – с утра воин уже поправил голову пивом и теперь находился в самому радужном настроении. Весело улыбался, блестел глазами, наслаждаясь праздничной суматохой отхода.

Знаменитый воин давно уже потерял счет – сколько раз уходил за богатством и славой в дальние страны. Гулли сам говорил про себя, что живет только на морской дороге, а на берегу быстро начинает скучать и сохнуть. Именно поэтому он вынужден постоянно размачивать нутро пивом – чтоб не высохнуть в щепку до следующего викинга. Воин повторял это настолько часто, что сам поверил в конце концов.

Его невысокая, крепенькая жена со смуглым и сморщенным как печеное яблоко лицом смотрела совсем не весело, заглядывая мужу в глаза снизу вверх. Всем известно, Медвежья Лапа даже на берегу проводит больше времени за дружинным столом в доме конунга, чем в постели жены. Оба сына-подростка бычились, как молодые телки, громко шипели друг на друга. Никак не могли решить, кому держать отцовский щит, а кому – копье. Жена догадывалась, в скором времени и эти начнут надолго уходить в дальние набеги, без охоты возвращаясь к домашним заботам.

– Может, попросить кого из остающихся ратников присмотреть за входом в девичий фиорд? Чтобы чей-нибудь струг не заплыл туда невзначай, как думаешь, воин? Могу хоть я попросить, если ты робеешь! – зубоскалил Гулли.

Медвежью Лапу слышали не только Сангриль и Сьевнар. Многие откликнулись на его слова громким смехом. Даже малая ребятня, прерывая свою вечную беготню между взрослыми, вскидывали любопытные круглые глазки, силясь расслышать и понять, чему смеются большие.

Тут же посыпались шутки, что, мол, устье девичьего фиорда и дружине конунга не устеречь. Даже если воины цепями скрепят перед входом все свои корабли, какой-нибудь ловкач все равно проплывет между ними так, что и не заметишь.

Ратники любили подобные разговоры. Что может быть веселее, чем шутки над молодыми девушками, еще не познавшими сладости женской сдачи? Разве что насмешки над пожилыми девами, заросшими мхом во всю глубину своего потайного фиорда, который уже никогда не примет в себя мужское семя…

– А, впрочем, что его стеречь, это устье? – рассудил Медвежья Лапа вроде бы про себя, но так, чтобы все слышали. – Небось, если кто и загребет невзначай на кожаном струге, так добычу с собой не унесет. Наоборот, бывает дело, еще прибавок оставит…

– Ты, Гулли, лучше позаботься об устье своей жены! А со своим я и сама управлюсь, без помощников! – звонким голоском выкрикнула Сангриль, еще больше зарумянившись от всеобщего веселого внимания.

– Без помощника, девка, – точно уж не управишься! – мгновенно, как опытный рубака, парировал Гулли. – Самой себя-то любить – поди как скучно!

– Да ну тебя, дядька Гулли… Скажешь тоже…

Снова смех. Да, ратников не провожают печалью затуманенных глаз, жизнь воина – его победы и слава, и что может быть правильней для мужчины, чем дорога Одина, уводящая его прямиком в Асгард! Это знают даже малые дети свеонов.

Сьевнар тоже хотел ответить Гулли каким-нибудь острым словом, но, как назло, ничего в голову не приходило. Он только чувствовал, что краснеет, и смущался от этого еще больше.

Придумать достойный, остроумный ответ он так и не успел. В разговор вмешался Альв Ловкий, расхаживающий между остальными в высокой собольей шапке и нарядной накидке с прорезями для рук, подбитой пятнистым мехом зимних рысей. Как обычно, младший владетель фиорда только провожал воинов, оставаясь дома со своими хозяйственными заботами.

– Пожалуй, Гулли, ты прав! – подтвердил он с плохо скрытой язвительностью. – Красоту надо беречь так же пристально, как и кошель с золотом… Впрочем, рабы знают, как надо беречь добро хозяев, эту науку в них вбивают палкой… Может, Складному попросить рабов присмотреть за своей красавицей?

Это был прямой намек на прошлое Сьевнара. Отрытый вызов на словесную перепалку. Теперь Сьевнар просто должен был ответить не менее хлестко, свеоны всегда ценили острое слово не меньше, чем отточенный клинок. Но, неожиданно, вместо него ответил Медвежья Лапа: