Темные самоцветы - читать онлайн книгу. Автор: Челси Куинн Ярбро cтр.№ 20

Все, что у нас дома можно услышать о центральном рынке Москвы, пустое в сравнении реальной картиной. Он разбит под кремлевскими стенами, прямо у главных ворот, и поражает воображение. Подобного изобилия мне не доводилось видеть нигде — ни в Богемии, ни даже в Польше. Ягод — море, все разных видов, сортов: от северной морошки до южных арбузов. Прилавки ломятся от яблок, груш, слив и прочих фруктов, порою диковинных, каким я не знаю названия. Зерна — горы, а рыбу сюда доставляют живьем — на громадных подводах, из которых сочится соленая вода Черного моря. Хуже с тканями, ибо простому люду предлагается только грубое полотно. Атлас, шелка дозволено покупать лишь боярам. То же с оружием: его закупают войска. Продаются ножи, топоры, без которых в хозяйстве не обойдешься. Зато изделий из дерева великое множество. Мебель — любая, подчас даже очень изящная: стулья на гнутых ножках, столы, табуреты, резные шкафы, комоды, лари. У восточных ворот существует еще один рынок. Там идет весьма бойкая торговля домашним скотом. Говорят, в удачный базарный день из рук в руки переходит до пяти тысяч голов лошадей. Невероятные обороты.

И вот еще что. Русских бояр, хотя и со стороны, мы тут видим частенько. Однако их жены — загадка для нас, при дворе их не видно. Боярыни и боярышни на Руси живут взаперти, практически как в гаремах. Быт мещанок имеет меньше ограничений — их можно встретить на улице и на рынках. А знатные женщины скрыты за крепкими стенами и заняты в основном шитьем и вязанием. Впрочем, бывают случаи, когда их зовут ко двору. Боярин, явившийся на такой сбор без родовитой спутницы, рискует попасть в немилость, и потому для подобных надобностей многие именитые люди содержат в своих домах двух-трех родственниц победнее, не имеющих иных средств к пропитанию.

Мы тоже живем довольно уединенно, томясь, и много довольны обществом англичан, когда они нас приглашают, хотя эти люди, конечно же, грубоваты и, поднимая тосты во здравие королевы, порой отпускают такие шутки, за какие поляк поплатился бы головой. Ракоци, правда, считает, что человеку полезно изучать нравы иных народов, но, кажется, пребывая в Московии, мы лучше всего ознакомимся с повадками жителей Лондона и Ливерпуля.

Здесь теперь жарко, в воздухе висит духота, ночами случаются грозы. Когда блещут молнии, до нас доносятся крики царя, молящего о прощении. Грозы подчас вызывают пожары, но с ними быстро справляются и прямо на пепелищах возводят другие дома. Самое худшее в этой погоде то, что она создает условия для размножения всяческих паразитов, и главные из них — вши. Кожа моя непрестанно зудит, и сделать с этим ничего невозможно. Я где-то читал, что некоторые отшельники воспринимают нашествие этих тварей как свидетельство своего духовного очищения и достаточного умерщвления плоти, однако мне, ставшему провиантом для столь отвратительных насекомых, трудно усмотреть в этом знак вышнего благоволения к моим скромным заслугам. Ракоци предлагает какую-то пудру, я, пожалуй, возьму. Он избавил меня от гнили в легких — возможно, ему удастся разделаться и со вшами.

С полным сознанием своего долга и с заверениями в неизбывной преданности единственно истинной Церкви и спасителю нашему Иисусу Христу,

собственноручно,

Милан Краббе, орден иезуитов.

9 августа 1583 года.

Квартал ювелиров, Москва».

Роджер стоял наверху — возле двери, ведущей в лабораторию. Дом был погружен в тишину, лишь изредка нарушаемую криками ночных хищных птиц. Им вторили жалобные подвывания ветра.

Поднимаясь по лестнице, Ракоци взглянул на слугу.

— Ты встревожен, дружище?

Молчание Роджера было достаточно красноречивым.

— Не стоило так беспокоиться, — сказал Ракоци. Его черный, тонкой шерсти кунтуш был прорван на рукаве, другая прореха раздваивала полу чуть ли не до колена.

— Уже светает, — сказал Роджер, словно не замечая изъянов в одежде хозяина.

— Да, — раздраженно откликнулся Ракоци. — Я понимаю. Да. — Он прикоснулся к своим голландским часам, проверяя их целость, затем стащил с головы меховую шапку и сел прямо на площадку, потирая затылок. — Не вздумай читать мне нотации, я сам на них мастер. — Пламя масляной лампы осветило его левую бровь, часть щеки и резкую линию носа; другая половина лица оставалась в тени.

Роджер сел рядом, чтобы не глядеть на хозяина свысока.

— Я… удивлен.

— Как и я, — кивнул Ракоци. Он передвинулся, ибо угол балясины резал ему поясницу. — Сегодня… все было сложней.

— Чем всегда?

— Да. Она чуть было не проснулась. — Ракоци рассмеялся, хрипло и коротко. — Я… я забылся, когда в ней вспыхнула страсть. — Он досадливо тряхнул головой. — Мне следовало это предвидеть.

— Она вас видела? И может теперь опознать? — быстро спросил Роджер.

— Как? И где? Я для нее лишь порождение ночных грез. Кроме того, ей заказано выходить за порог: она ведь боярыня, ее удел — дом и молитва. — Ракоци смолк, и в лице его проступила усталость. — Но она могла испугаться и закричать, последствия чего были бы просто ужасны. Нрав бояр крут, они бы убили ее.

— Как и вас, — заметил холодно Роджер.

— За дело, по крайней мере, — спокойно заметил Ракоци. — По их, разумеется, представлениям. Но она пострадала бы без вины. Лишь за сны, дарящие толику утешения. — Он покачал головой. — Я вынужден был вновь ее усыпить, чтобы скрыться без риска.

— Без риска? — шевельнул бровью Роджер.

— Хм, — нахмурился Ракоци. — Ну, скажем, почти.

Последовала короткая пауза, потом Роджер сказал:

— Не следует ли нам переменить кое-что в нашем домоустройстве?

— Предполагается, что иноземцы не содержат наложниц, — возразил Ракоци. — Это слишком сильно попахивало бы обычаями Орды. Брак также для меня исключен, как ты понимаешь. Можно, правда, взять кого-нибудь в дом. Какую-нибудь мещанку на роль ключницы, способную оказать мне… помощь. Но русские набожны, и существует опасность, что о странностях в наших с ней отношениях вскоре прознает ее духовник.

— А разве ваши нынешние ночные скитания не опасны? — спросил с вызовом Роджер.

Ракоци встал, зябко подергивая плечами.

— Похоже, ты прав. — Он склонил голову и оглядел свой кунтуш. — Как думаешь, это можно заштопать?

— Я посмотрю, — сказал Роджер. — Сам. Вы ведь знаете, каковы наши слуги. — Он тоже встал. — Хотите выкупаться или ляжете спать?

— Выкупаюсь, — решительно бросил Ракоци, быстро шагая по коридору. — Грязь уже прямо сохнет на мне, а это не очень приятно. — Он, не глядя, через плечо швырнул Роджеру свою шапку. Тот, поспешая за господином, поймал ее на лету и невозмутимо заметил:

— Хорошо хоть она уцелела. Не то что одежда. Кстати, что с ней стряслось?

— Ничего. — Ракоци деланно улыбнулся. — Зацепился за какой-то карниз, когда уходил. Неудачный прыжок, а крыша там очень крутая.