Ангел Спартака - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Валентинов cтр.№ 101

* * *

Вместо тьмы — огонь, неяркий, светло-зеленый, словно молодая трава. Словно моя кровь на старом алтаре. И черным увиделся мне Он, стоящий спиной к древним камням полуразрушенной гробницы. Но вот медленно, неспешно осветился Его Лик, словно Луна за тяжелыми тучами одолжила свое сияние. Нет, свет совсем не лунный, но тоже знакомый.

Он протягивает руку. На широкой ладони — горящая лампа-шар. Не стекло — что-то твердое, почти непрозрачное. Свет теплый, ровный, его-то я увидела.

— Папия Муцила!

Наклонился, подождал немного. Почему-то показалось, что Он улыбается.

— Пришло время все взвесить, оценить и разделить, моя обезьянка. Раньше Я говорил, что у тебя есть выбор, но в эту ночь выбирать не придется.

Поняла. Не придется.

— Я... Я сейчас умру?

Не ответил, не кивнул даже. На раскрытой, протянутой вперед ладони розовым огнем горел знакомый шар. Все ярче, ярче, ярче...

«Никто не оставляет горящий светильник под спудом, да? А этот ставят, моя обезьянка! Те, кому он светит, тоже заперты. К счастью для вас!»

Розовый свет внезапно загустел, поднялся, завис над Его ладонью.

— Живые могут солгать. Мертвые — нет. Извини!

И наши тени вновь идут кружить во тьме ночной. Но нам нет больше места тут, для нас лишь мир иной.

* * *

— Второй круг, фрау Муцила?

Возле лица щелкает зажигалка. Не думая, прикуриваю, то затягиваюсь.

— Спасибо.

Вокруг можно не смотреть. Калиги... сапоги тонут по щиколотку в грязи, холодный осенний ветер забирается под темно-зеленый плащ... под шинель, перетянутую ремнем с блестящей пряжкой. Гравиевая дорожка совсем близко, но мы стоим прямо на разбитой колесами площади. Грузовики уже уезжают, толпа расходится... Пора привыкать, Папия Муцила!

— Быстро делаете карьеру! — Взгляд черного с рунами «зиг» в петлицах внезапно становится недобрым, колючим, рука в перчатке легко касается моего плеча... погона, затем останавливается совсем близко от яркой эмали ордена, словно желая сорвать его, выдрать прямо с нитками. Пусть только попробует!

— Я, честно говоря, подозревал, что мы из вражеских армий...

— Каких армий? — вздохнула. — Ты... Вы что, служили у консула Геллия? Это лишь...

— Иллюзия. — Черная фуражка кивает. — Знаю. Но я увидел вас именно так, что весьма симптоматично. Кстати, если вам интересно — вчера мы арестовали доктора Андрюса Виеншаукиса. Хотел опять уйти. Не ушел!

Смех — злой, торжествующий. На миг закрываю глаза, вспоминая. Калитка, дорога, продуваемая ветром. «Мы спасали людей, Хэмфри. Ради спасения даже нескольких жизней стоит нарушить все законы мира!»

Смеюсь в ответ — через силу, через боль.

— Думаете убежать от Дахау? Не выйдет! Ваш хозяин жнет, где не сеял, и собирает, где не рассыпал. Вас выпьют — и разобьют вдребезги, как пустую амфору, как сосуд горшечника!

— Наш хозяин. — Его улыбка медленно гаснет. — Наш! Не забывайте об этом, фрау Муцила. Советую все-таки быть благоразумной, скоро начнется великая битва, и нам лучше оставаться союзниками... Кстати, это, кажется, за вами.

Оборачиваюсь. Знакомая девчонка — в сером свитере, в черных узких брюках, с сигаретой в пальцах. Не говорит ни слова — просто смотрит в глаза, долго, не мигая. Затем неохотно кивает в сторону дорожки.

* * *

— Садись, Папия! Поближе! Рюмки уже принесли? Прекрасно.

Пить мне не хочется, но я киваю. Киваю, достаю сигареты. Рядом вспыхивает огонек зажигалки.

Я — за Его столиком, за столом Хэмфри. Черноволосая Лили только что допела свою песню.

— Прогнала, значит? Моего брата, Самаэля Вершителя, что подобен высокой горе, Владыку розового пламени?

Так и сказала: «Уходи»?

Странное дело! Там, на Дороге Гробниц, Учитель казался суровым, неприступным, даже страшным. А теперь весел, улыбчив. Шутит, подливает коньяк в рюмки толстого стекла, говорит о чем-то пустом. Нет, не пустом, конечно, но все это кажется теперь неважным, несущественным.

— Даже так? Ты молодец, обезьянка! Большой молодец!.. Тайну рабов Тухулки римляне берегут, это же почти что измена Отцу. А ты раскрыла. Молодец!

Почти не слушаю, жду. Сейчас начнется главное.

— Ну, обезьянка! — Его улыбка становится еще шире, еще беззаботнее. — А теперь пора поговорить всерьез. Понимаешь?

Понимаю.

Он протягивает руку, касается моих пальцев...

Антифон

Эту мозаику мне не сложить до конца. Закрою глаза — и вижу зеленый огонь, переливающийся, густой, текущий, плещущий, словно море. Я не стою — лечу, огонь несет меня прочь от земли, в небо, в бесконечность, а мне не страшно, не радостно — спокойно. Словно всю жизнь я ждала именно этого — права окунуться в зеленое пламя, раствориться в нем, стать его частью. Зеленый огонь, зеленый свет, зеленый мир. И я плыву сквозь него, плыву в нем, лечу, исчезаю... «Никогда не видела полета ангелов? Нет ничего прекраснее, ничего страшнее». Нет, Лили, черноволосая Лилит, супруга Самаэля, Вершителя Порядка, вечная возлюбленная Учителя, ты не права. Страшно со стороны, страшно тем, кто видит падающее на них с Небес беспощадное пламя. Ставшему его частью бояться нечего.

Мы говорили с Учителем, долго, очень долго, но я не могу вспомнить своих слов, не могу вспомнить саму себя.

Только зеленый огонь, плещущий перед глазами, — и Его слова. Тяжелые, гулкие, они звучали сквозь пламя, навеки оставаясь в моей памяти.

Зеленое жаркое пламя, холодная, ледяная речь.

— Отец не ошибается — но дарует право на ошибку. Люди имеют право ошибаться, имеют право даже не выполнить волю Отца. Это предел, который Он Сам поставил Себе. Отец хочет, чтобы избранный Им народ построил великое Царство Земное, живушее по Его законам. Но строить должны сами люди. Но они, злые бесхвостые обезьяны, каждый раз забывают Его волю, забывают все, что Отец дал им, предают. Отец все еще надеется. Зря!

Плещет зеленое пламя, сухим жаром опекает кожу. Мне не страшно — Учитель не даст погибнуть Своей непослушной обезьянке, иначе не взял бы ее с Собой в огненный полет, как прежде брал в Смерть.

— Римляне оказались не лучше прочих. Отец не карал их, ждал, верил, что опомнятся, одумаются. Но, если Рим поклонится Диспатеру, Отец отнимет от предателей руку Свою и бросит во тьму внешнюю — тебе на радость, Папия Муцила. Я не хочу, чтобы Отца предавали и дальше, хочу сделать тайное явным. Пусть явит Рим измену свою и прегрешение свое! Ты права, Марк Красс и есть Рим, он не хуже и не лучше прочих, но именно он подтолкнет башню Силоамскую на головы народа, недостойного своей участи. Марк Красс хочет стать консулом, хочет править Римом, так пусть поклонится Диспатеру, принесет ему жертву от имени римлян. И горе им всем!