Аниматор - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Волос cтр.№ 23

— А с другой стороны — русский мыслитель. Каков он? Ученый? Нет, не ученый. А если и ученый, то весьма и весьма специфической школы. Не исключено даже, что он из монахов, то есть человек, в сумму правил которого входит несколько неодобрительное отношение к лишнему знанию. Нет, правда, зачем знать много? Ни к чему. Важно другое: твердо знать то, что знаешь. Вот пафос, вот основа. Русская история изобилует мыслителями-незнайками, которые не знали и знать не хотели ничего такого, что выходило бы за весьма узкий круг их представлений. Очень узкий, но очень твердый, очень основательный — такой, что может явиться фундаментом для постройки чрезвычайно высокого здания. Расползаться вширь нет времени, да и нужды нет — следует расти ввысь!.. Западный ум — это широта, всеохватность. Это низкое, приземленное, но чрезвычайно обширное строение. Вроде огромного коровника. Его ни с севера на юг не прошагать, ни с запада на восток. Оно построено из ясных, как дважды два, понятий. Русский

— это прыжок в поднебесье с пятачка мысли. Это путь ракеты, стартовавшей с копейки точных знаний. С гроша здравого смысла… Не шуршите фольгой.

Тишина.

— Скворцов!

Тишина.

— Вот вы… э-э-э…

— Я Синицын…

— Простите. Синицын, да. Пожалуйста, выбросьте в урну. Могли бы и до звонка потерпеть… Теперь садитесь.

Садится.

Уши красные.

— Кстати говоря, Федоров дружил с Львом Николаевичем Толстым.

Федоров работал библиотекарем в Румянцевке, а Толстой туда частенько заглядывал. Представляете? Толстой! Мыслитель! Титан! И дружил с

Федоровым, носителем одной-единственной мысли… Почему, знаете?

Покашливание.

— Да потому, что он сам был таким! Толстой — это тоже типичный русский мыслитель. Да, он велик, он необыкновенно мощен — но чем?

Широтой взглядов? Чего нет, того нет. Напротив. Узостью.

Ограниченностью. Твердостью в отстаивании своих — очень немногих — идей! Убежденностью в собственной правоте. Неустанным повторением одного и того же — на разные лады… Согласитесь, это достойно уважения. Чтобы всю жизнь дудеть в одну дуду, не обращая внимания на суету наук, на открытия, на чехарду представлений о мире — это требует большого мужества, согласитесь. Этическая идея, высказанная единожды, — это ничто. Чтобы она сделалась чем-то, ее придется долбить всю жизнь, долдонить, как молитву, неустанно повторять, втискивать в наши косные мозги… Так вот: великий русский философ

Николай Федорович Федоров требовал воскрешения мертвых!

Энергичным взмахом подчеркиваю последние слова.

— Да, у него была одна мысль, но мысль именно такого порядка: воскрешать мертвых! Он отрицал смерть, полагал ее ошибкой природы.

Ошибкой, потому что — по его христианским убеждениям — всех нас в любом случае ждет воскрешение онтологическое, имеющее быть накануне

Суда. Какой же смысл в этой локальной, временной смерти? — спрашивал философ. — Полная глупость! Пока нет воскрешения онтологического, займемся воскрешением теллурическим, рукотворным! Безнравственно, говорил Федоров, детям наслаждаться жизнью, когда отцы претерпели смертные муки и безмолвно лежат в могилах. Их нужно воскресить, твердил он, настаивая, что эта задача не выходит за рамки технических возможностей человечества. Нужно только собраться с силами. Нужно забыть обо всех тех глупостях, которым бездумно предается мир: о войнах, о роскоши, о безделии, о жадности, о природной хищности, вынуждающей отнимать у другого кусок хлеба, чтобы намазать свой собственный лишним слоем масла!.. Нужно объединить людей этой мыслью, заняться общим делом, единственно важным в мире, заняться дружно, бросить все силы, применить все умение. Все средства — в науку, и тогда очень скоро настанет день, когда в руках у человечества появятся необходимые средства…

— Бред! — зачарованно сказал Синицын.

Или как его?.. Скворцов?

Никто не рассмеялся.

— Да, бред… Но какой бред! Какой возвышенный бред!.. Разве жизнь вокруг нас — не бред? Разве необходимость смерти — не бред? Разве войны и страх гибели, жрущий человеческое сердце, — не бред?

Я взглянул на часы. Четыре минуты до звонка. Когда он грянет, их не удержит даже обещание сообщить способ к завтрашнему утру стать знаменитым аниматором.

— Ему задавали практические вопросы. Всех ли нужно воскрешать? Да, отвечал он. Воскрешать нужно всех. Зачем? Чтобы никому не было обидно. Не только отцов, но и дедов, прадедов — и так далее. Как же их воскрешать? — ехидничали умники. — Как воскрешать, если наши пра-пра-пра давно истлели, распались на атомы, разлетелись по Вселенной? Так и воскрешать, ответствовал он. Ничего страшного.

Живая душа человеческая не могла не отпечататься на каждом атоме, составлявшем некогда ее тело. Благодаря этому признаку мы найдем все атомы каждого тела, определим, кому какой принадлежал, сложим их воедино для каждого отдельно, восстановим физические тела — а там уж

Наука вдохнет в эти тела жизнь! И даже если они давно разлетелись по

Вселенной — ничего страшного! Бросьте воевать! Займитесь делом!

Стройте ракеты! Я слышал, будто где-то в Калуге живет один смешной парень — он знает, как лететь к Солнцу! Дадим ему денег! Пусть работает! Пусть ищет единомышленников! Выводит нас туда — ввысь, за пределы косного земного тяготения! Мы выйдем, вылетим! Мы избороздим пределы Божьих Миров! И всех найдем! Ни одного не оставим! Потому что на каждом атоме — отпечаток живой души!..

Я сделал полуторасекундную паузу.

— Философы по сей день спорят и на разные лады перетолковывают его идеи… Но вот в одном, как оказалось, старик был совершенно прав.

Человеческая личность, человеческая натура, человеческая душа, человеческая индивидуальность — называйте как хотите. Но это правда.

На каждом атоме, участвующем в строении человеческого тела, остается отпечаток его прижизненного бытия. Его осмысленного прижизненного бытия!.. Что и позволяет отличить вещество одного организма от вещества другого… Конечно, полеты в космос для поиска и идентификации различных атомов с целью последующего воскрешения умерших не входят в цели и задачи анимации. Нас интересует лишь то, что при определенных условиях, о которых мы еще поговорим, над мертвым телом возникает явление ноолюминесценции. Эффект, или, говоря другими словами, явление специфического свечения, спектр которого сугубо индивидуален для каждого из нас. Это было доказано блестящими экспериментами Крупицына и Крафта и явилось первопричиной появления искусства, которое теперь мы называем «анимацией». От латинского «anima» — «душа»…

Я сложил свои листки ровной стопкой.

— Между прочим, когда-то так почему-то называли ремесло мультипликаторов, — добавил я. — Как вы понимаете, их движущиеся картинки не имеют к нам никакого отношения. Равно как и «реанимация» — ведь мы никого не оживляем. Это главное, что я прошу вас понять: мы никого не оживляем. Анимация — это всего лишь отрасль похоронного бизнеса. Пусть и специфическая. Мы просто позволяем людям сохранить память о близких в форме вечного свечения…