Бумажный Грааль - читать онлайн книгу. Автор: Джеймс Блэйлок cтр.№ 7

Миссис Лейми пробежала глазами документ. Внизу имелись четыре различные подписи, но все – неразборчивые и со множеством завитушек, точно документ полагалось вставить в рамку и повесить на стенку рядом с поддельным дипломом доктора наук.

– От этого, разумеется, пользы никакой, – сказала она. – Но впрочем, от чего она вообще бывает? У меня есть относительно надежные методы проверить их подлинность. И я совершенно уверена, что вы не стали бы вводить меня в заблуждение, достопочтенный. Не продали бы мне пару старых обезьяньих рук, да еще за сто тысяч долларов. – Она сделала паузу и сурово на него уставилась, ожидая ответа.

– Нет, – сказал он, будто удивившись, что она могла предположить подобное. – Конечно же, нет. Даю вам слово чести, помимо вот этого сертификата.

На этом она улыбнулась и, встав, прошла к двери.

– Сертификат подлинности оставьте себе, – сказала она. – Подложите его в клетку для канарейки. Кости пока уберите в сейф. Рассчитаемся после моего выздоровления. Есть какие-нибудь новости о скелете Раскина? Мне нужен и он тоже. Целиком.

– Совершенно никаких. Но я прозондировал почву. Если его выставят на продажу, мы его получим. Торжественно вам обещаю. Мой человек в Англии подтвердил, что этих костей в Конистоне нет.

– Мне решительно все равно, что там подтверждает ваш человек в Англии. Если костей нет в Конистоне, они должны быть где-то еще. Господи помилуй, это же Джон Раскин! Не какая-то безвестная личность. Разве не ведут учет телам великих писателей и мыслителей? Поверить не могу, что его по небрежности неизвестно куда закопали.

Преподобный Уайт пожал плечами.

– По-видимому, кости изъяли давным-давно. Возможно, он вообще не был погребен. Однако мой человек может раздобыть его саван с цветочным узором, если он вам зачем-то нужен. Некогда поговаривали, что, когда саван окропили святой водой, из него выросла виноградная лоза. Если мой человек сможет его раздобыть…

– Скажите вашему человеку, пусть мозги себе раздобудет.

– Я велел ему заняться этим делом. Как я и сказал, даю вам торжественное обещание.

Она его оборвала:

– Торжественное обещание. Хорошенькое утешение. Скелет точно никак не может находиться у лица, о котором мы говорили? Он ведь, знаете ли, мог иметь к нему доступ

– Если уж на то пошло, я знаю наверняка. Взял за правило знать такие вещи. Кто-нибудь о таком бы прослышал. Упомянутое вами лицо ведь известный эксцентрик, так?

– Он очень коварен. Внешность обманчива. Трудно сказать, кто он.

– Во всяком случае, скелета Раскина у него нет. Однако, если вы настроены столь серьезно, я наведу дополнительные справки.

– Я серьезна как никогда, уверяю вас. И буду весьма разочарована, если окажется, что вместо меня вы заключили сделку с ним. Не играйте со мной.

– Будьте уверены, я не опускаюсь до игр.

– Тогда покончим с сегодняшним делом, хорошо?

– Счастлив услужить, – сказал он. – Однако тут надобен другой халат.

Убрав кости в стенной сейф, он повесил на место картину и первым поднялся по лестнице туда, где облаченная в зеленый операционный халат сестра уже раскладывала инструменты.

Говард свернул на гравиевую дорогу, которая вдруг нырнула в лесную тьму. Сразу после проливного дождя по ней, наверное, и вовсе не проехать. А так колеса грузовичка немного буксовали на гравии, и трейлер раскачивался из стороны в сторону по глубоким колеям. Говард медленно полз мимо похожих на привидения, поросших мхом эвкалиптов, которые внезапно расступились на краю луга, который ярдов через пятьдесят обрывался в океан.

Вот и сам дом, наполовину укутанный туманом, красивого, чудесной серости плавня, цвета океана, оттененный темно-зеленым мхом меж камней и более светлой зеленью одичавшей лужайки. Говарда поразило, как ясно он его помнит, – и насколько он похож на мельницу из его снов. Жутковатое ощущение, даже мучительное. В последний раз он проезжал по этой гравиевой дороге пятнадцать лет назад, а теперь, оказывается, помнит форму каждого камня в кладке стен, помнит, как стесаны концы выступающих из-под кровли обветрившихся балок крыши.

Пока во сне он карабкался по лестнице, старая мельница превращалась в каменный дом Грэхема. Лестница лепилась к внешней стене башни, обходила ее кругом к площадке у двери второго этажа. Ступени были из неровных бетонных блоков, кувалдой выбитых из дорожки и укрепленных снизу чугунными уголками, которые горелкой нарезали из рамы старой кровати. Вдоль стены, где выступающая из блоков арматура была как шипы вбита в кладку башни, тянулись перила из кусков ржавой трубы. А вот три остальные стороны каждого блока висели над пустотой – сейчас от одного этого у Говарда закружилась голова.

Во сне он карабкался медленно, пристально вглядываясь в выглаженные скребком широкие полосы цемента между камнями. Он как будто что-то искал, но не знал, что именно. Внезапно он сообразил, что когда-то в жидкий еще раствор умело намешали всякой дребедени: лежали плашмя пузырьки цветного стекла из-под дешевых духов, торчали крохотные оловянные игрушки, плотоядной ухмылкой всезнайки ухмылялся поблекший фарфоровый Шалтай-Болтай в рубашке в горошек, в зеленом, заколотом булавой галстуке.

То он был на середине лестницы, а вот уже стоит на площадке лицом к серой от непогоды двери, и сердце у него в груди бешено колотится. Он повернулся и, перепрыгивая через две неровные ступеньки, побежал вниз: ему показалось, будто что-то только-только его заметило, вышло из-за двери и теперь за ним наблюдает. Он выбежал прямо к обрыву, где гравий дороги терялся в сорняках, и едва не налетел на старый грузовичок, с которого двое рабочих сгружали ящики с переложенными соломой Шалтай-Болтаями.

Дурацкий был сон, во всяком случае – эта его часть. При свете дня он это ясно увидел. А вот ночью, в два часа… Темнота имеет свойство придавать снам значительность. После сумерек математика сна обретает собственные законы и логику. А сумерки быстро сгущались. Через двадцать минут дневного света совсем не останется.

Говард еще с минуту смотрел на дом, ожидая, что вот-вот дверь откроется, что кто-нибудь выглянет. Трудно было бы не услышать, как он подъехал. Ежевика и плющ разрослись так густо, что почти закрыли выходящие на запад окна первого этажа, поэтому их проредили, чтобы впустить свет. Вырубленные плети лежали кучей на лугу подле горки полуторафутовых чурок – очевидно, распиленного телефонного столба. Еще там были горы песка и гравия, небрежно прикрытые кусками облупившейся на солнце клеенки, и старая бетономешалка, подсоединенная к ржавому керосиновому генератору на колесах. Возле разросшейся лозы лежали горки подобранных по размеру камней, по большей части уже оплетенные новыми побегами. В открытую дверь длинного низкого сарая среди кипарисов и эвкалиптов виднелась почти скрытая насыпями стружки пилорама.

Все казалось пустым, заброшенным. Прихватив с собой ключи, Говард вылез из грузовичка. В воздухе витал густой запах кедра, гниющей растительности и тумана, хмурую тишину нарушали только слабые жалобы завывавшей где-то на севере корабельной сирены. Он обошел дом, направляясь к обрыву, постоял возле жестяного гаража, вероятно, купленного по каталогу «Сире и Робак». В доме света как будто не зажигали.