Шестая книга судьбы - читать онлайн книгу. Автор: Олег Курылев cтр.№ 37

Гитлер много говорил о Данциге и «польском коридоре», перечисляя страдания и унижения живущих там немцев. Он напоминал также о своих многочисленных усилиях, направленных на решение этой проблемы политическим путем.

«Эти предложения о посредничестве потерпели неудачу, потому что в то время, когда они поступили, прошла внезапная польская всеобщая мобилизация, сопровождаемая большим количеством польских злодеяний. Они повторились прошлой ночью. Недавно за ночь мы зафиксировали двадцать один пограничный инцидент, а прошлой ночью их было четырнадцать, из которых 3 оказались весьма серьезными Поэтому я решил прибегнуть к языку, который в разговоре с нами поляки употребляют в течение последних месяцев. Эта позиция рейха меняться не будет».

Далее фюрер благодарил Италию за нейтралитет, уверял, что признает границы Франции незыблемыми, а Англии предлагал искреннюю дружбу. О России он сказал:

«Я особенно счастлив, что могу сообщить вам одну вещь. Вы знаете, что у России и Германии различные государственные доктрины… Германия не собирается экспортировать свою доктрину. Учитывая тот факт, что и у Советской России нет никаких намерений экспортировать свою доктрину в Германию, я более не вижу ни одной причины для противостояния между нами… это решение — окончательное. Россия и Германия боролись друг против друга в прошедшую мировую войну. Такого не случится снова…»

Он часто напоминал в своей речи о себе и своей миссии:

«Вся моя жизнь принадлежит моему народу — более чем когда-либо. Отныне я — первый солдат Германского рейха. Я снова надел форму, которая была для меня дорога и священна. Я не сниму ее до тех пор, пока не будет одержана победа, ибо поражения я не переживу».

— А ведь он клялся не допустить войны, — вздохнула Элеонора Вангер. — Он не переживет поражения! А я не переживу, если с Мартином что-нибудь случится.

— Успокойся, Элли, — Вангер опустил газету на колени, — это всего лишь жесткий урок полякам. Вот увидишь, через несколько дней наши войска остановятся и начнутся мирные переговоры. Гитлер получит все, что хотел, включая Данциг и «коридор», а поляки поймут, что нельзя впредь безнаказанно нарушать нашу границу.

— Готфрид, ты сам не веришь в то, что говоришь!

— Где же сейчас наш М-а-артин? — задумчиво, нараспев проговорила Эрна, помогая матери расправлять ткань. — Почему он не написал нам об этом?

— Возможно, он в Западной армии, — продолжал успокаивать жену профессор. — В Польше нет особенных гор.

— Ну да, а на западной границе их, по-твоему, полным-полно.

— Ну, например, Арденны…

Заканчивая чтение речи, профессор озвучил ее заключительные слова, словно специально предназначенные для жены:

«Будучи сам готов в любой момент отдать свою жизнь — а ее может взять кто угодно — за мой народ и за Германию, я требую того же и от любого другого. Ну, а тот, кто думает, будто ему прямо или косвенно удастся воспротивиться этому национальному долгу, должен пасть. Нам не по пути с предателями. Тем самым все мы выражаем приверженность нашему старому принципу: не имеет никакого значения, выживем ли мы сами, необходимо, чтобы жил наш народ, чтобы жила Германия!»

Элеонора только вздохнула и покачала головой.

А еще через несколько дней Мюнхен содрогнулся от взрыва. Сам взрыв, впрочем, мало кто услышал тогда о нем узнали только на следующий день, девятого ноября. И для многих это стало потрясением. Ведь произошел он не где-нибудь, а в подвале «Бюргербройкеллер» — самой знаменитой пивной во всем мире.

Восьмого числа, как обычно накануне ноябрьского партийного праздника, Гитлер выступил там с речью перед «старыми бойцами». Как сам он рассказывал позже, некий внутренний голос призвал его немедленно вернуться в Берлин, хотя у него не было там срочных дел. Поэтому, и учитывая военное положение, он начал свое выступление на час раньше, да еще и сократил его на полчаса. Когда он был уже на вокзале, в пивной взорвалась бомба с часовым механизмом. Погибло восемь «бойцов» и официантка, шестьдесят человек были ранены.

— Боже, что стало бы с нами, если бы этому сумасшедшему удалось убить нашего Адольфа, — причитал в университете Август Бенезер, и его страх тогда искренне разделяли многие.

«Сумасшедшим» оказался некий столяр, в одиночку облапошивший полицию, гестапо, СД и личную охрану фюрера из Лейбштандарта. Еженощно в течение месяца он тайком ковырял колонну в главном зале пивной, возле которой к ноябрю устанавливали трибуну для Гитлера. Он лично сконструировал бомбу, и она взорвалась точно в срок в самой середине планируемой речи. От неминуемой смерти фюрера спасло только его собственное предчувствие.

— Его и всех нас спасла Дева Мария, — сказала в один из тех дней Эрна, вернувшись из клиники.

Вангеры никогда не были набожными и, за редким исключением, даже не посещали церковь. Правда, когда в школах Германии началась настоящая битва родителей с директорами, навязывающими занятия по идеологии взамен традиционных религиозных, Элеонора Вангер отстояла право своей дочери продолжить посещение последних. На какие только ухищрения не шли в те два предвоенных года директора и партийные администрации города и районов, чтобы принудить родителей отказаться от предконфирмационных занятий с их детьми в младших классах и последующего христианского воспитания в старших. Детей в наказание заставляли писать труднейшие диктанты, в которых вместо допустимых трех ошибок они делали от семи до сорока трех. Им угрожали чтением Библии до посинения, стремясь таким образом внушить отвращение к Священной истории. Их родителей вызывали на бесконечные родительские собрания, угрожали неприятностями на работе. Иногда собирали одних лишь отцов, как более покладистых, и те ставили свои подписи в необходимых заявлениях. Но на следующий день пришедшие в школу матери требовали отзыва этих подписей, устраивая бурные сцены протеста, когда приходилось прибегать даже к помощи полиции. Иногда школьное руководство рассылало родителям письма следующего содержания: «Вашего ребенка планируется послать в оздоровительный лагерь (разумеется, в прекрасное место). Эта поездка будет зависеть от того, разделяете ли вы мировоззрение фюрера и готовы ли включить своего ребенка в программу идеологического обучения». В ответ матери собирались вместе и сочиняли коллективное послание министру образования с текстом вроде такого: «В течение последнего времени наши дети подвергаются давлению со стороны учителей… Мы решительно отвергаем это насилие и требуем полной свободы вероисповедания, обещанной нам фюрером, Хайль Гитлер!» В итоге, осознав, что немецкий народ не желает на данном этапе отрекаться от Бога, идеологи отступились и кампания принуждения утихла. Женщины пока отстояли своих детей. Пока потому, что Гитлер недаром сказал однажды: «Вы скоро умрете, и ваши дети все равно будут принадлежать нам!»

Тем не менее сообщение дочери, вернее его тон, в котором чувствовался какой-то подвох, насторожило ее мать.

— С чего ты это взяла?

— Сегодня к нам приехал какой-то священник из Берлина — я так толком и не поняла, пастор он или капеллан, — и всех собрали на лекцию. Он рассказывал о божественном предназначении фюрера и о Новой церкви.