Шестая книга судьбы - читать онлайн книгу. Автор: Олег Курылев cтр.№ 29

— В Дахау их всех! Там им найдут работу по способностям. Жаль, многие уже смылись.

Возвращаясь с выставки, они пели «Солнце для нас никогда не заходит», а потом другую песню, снова про флаг:

Флаг — это наша вера

В Бога, народ и страну.

А кто захочет ее у нас отнять,

Сначала должен отнять наши жизни

Когда дома она рассказывала об этой экскурсии родителям, которые тоже уже побывали на выставке, то, к своему удивлению, не нашла у них ожидаемого отклика. Отец вяло улыбался и все пытался вернуться к чтению своей газеты, мать же интересовало одно: когда им дадут изложение об этой выставке, то что она сможет написать, если только носилась там как угорелая?

А через год, летом тридцать седьмого, Эрна вместе с родителями присутствовала на открытии Дома Немецкого искусства, построенного взамен сгоревшего шесть лет назад Стеклянного дворца. Пройти к самому зданию — творению архитектора Трооста — в тот воскресный июльский день не было никакой возможности. Приехали фюрер, Геринг, министр пропаганды и целая куча других важных персон. У колоннады Дома их встречали войска почетного караула, а все вокруг окружила полиция, так что всех этих церемоний Эрна не видела. Но в честь открытия нового музея в Мюнхене было организовано грандиозное шествие под названием «Два тысячелетия немецкого искусства». Оно напоминало древнеримский триумф, когда народ и сенат чествуют победоносного императора.

Под восхищенные возгласы толпы по широкой Людвигштрассе торжественно проплывали величественные сооружения. То огромный мост, то роскошный имперский орел с высоко поднятыми крыльями, то макет Вевельсбургского замка. Особенно эффектным было всегда неожиданное появление очередного макета из проема Триумфальной арки, недалеко от которой расположились Вангеры.

В промежутках между макетами, цокая копытами, по мостовой неспешно ехали рыцари с длинными обнаженными мечами и украшенными свастикой щитами. Шли пешие колонны воинов в тяжелых плащах и шлемах. Их сменяли воинственные валькирии с длинными распущенными волосами, крестьяне с огромными снопами колосьев, орденские монахи с крестами на белых мантиях и лесом колышущихся штандартов над головами. Тогда Эрна жалела только о том, что всего этого не видит ее брат. Зачем он уехал в армию? Ведь здесь так интересно!

Конечно, о посещении самой выставки ни в тот, ни в ближайшие дни речь даже не шла. Но уже в начале августа, когда схлынул поток делегаций и гостей, они все втроем прошлись по громадным гранитным залам Дома искусства.

Многое здесь поражало своими размерами. Картины в тяжелых рамах, мускулистые скульптуры. Целые залы были отведены только под портреты Гитлера. Хоммель, Труппе, Цилл, Трибш, Шахингер, Нирр, Леманн… — читала Эрна, скучая, имена живописцев. Увидев картину Хуберта Ланзингера, изображавшую Гитлера в рыцарских доспехах на коне (коня, впрочем, почти не было видно) и с флагом в руке, Эрна почувствовала вдруг, что этому эпическому полотну неплохо было бы и на той выставке, среди декаденса и вырожденцев — жаль, что ее уже закрыли. Ей с трудом удалось сдержаться и не прыснуть неуместным смешком от нелепости увиденного. Она вспомнила байройтского кавалера в окружении дам и сравнила его с этим, специально написанным для открытия главного немецкого музея, портретом.

Потом на Эрну со стен глянули десятки соратников и верных товарищей фюрера. Некоторых она знала: Геринг, Гесс, Геббельс… изображения других ей ни о чем не говорили. Вот этот, например, рядом с известной статуэткой шпажиста (у них дома тоже была ее уменьшенная копия) — некий Рейнхард Гейдрих. Тоже, наверное, старый борец. А вот седой генерал с белыми усами. Оказывается, это Ганс фон Сеект. Ах да! Это же тот самый генерал, что выковал новый германский меч еще в двадцатые годы. Они проходили его в школе. Фюрер затем закалил этот меч, придав ему небывалую прочность.

Дальше были залы с бесчисленными массовыми сценами: штурмовики, факельные шествия, ночные ритуалы на площади перед Галереей Полководцев. Потом…

Потом Эрна почувствовала некоторое облегчение. И не она одна. На стенах висели пейзажи. И не только говорок посетителей, с которых спало напряжение официоза, стал здесь заметно раскованнее, казалось, свободнее стали кисти самих живописцев.

На многих картинах изображались две похожие друг на друга церквушки, написанные с разных мест, в разные времена года и суток. Это австрийские пейзажи, окрестности Браунау и Линца — места рождения и детства будущего фюрера.

Через залы монументальной скульптуры, прославлявшей труд и воинскую славу, Эрна уже не шла, а плелась, изнывая от скуки и усталости. Ей не терпелось вырваться и пойти с подругами в кино — снова показывали «Девушку моей мечты». Последнее, что она восприняла, была скульптура Торрака «Монумент Труду». Вернее, только ее уменьшенная копия, поскольку полномасштабное изваяние не поместилось бы даже здесь.

Четверо совершенно голых мужчин (автор даже не попытался прикрыть того, чья поза была совершенно уж нескромной) тащат зачем-то, надрываясь из последних сил, огромный камень. Тащат вверх по крутой и гладкой наклонной поверхности. На их бицепсах и трицепсах вот-вот лопнут вены, однако лица неестественно спокойны, диссонируя с напряженными торсами.

— В законченном виде монумент будет установлен на новом автобане близ Зальцбурга, — пояснял музейный работник кому-то из еще неосведомленных через прессу приезжих.

— Нет, мне непонятно только одно, Элли, — говорил профессор жене, когда они вышли на улицу и достаточно далеко отошли от тяжеловесных неоклассических колонн нового имперского музея, — какое желание трудиться может вызвать вид этих несчастных каторжников. Я имею в виду Торрака. Это же сизифы какие-то! Причем настолько тупые, что не имеют понятия о рычаге или, скажем, веревке. Ты вспомни их лица. Нельзя же так утрировать. А если это дикари с острова Борнео, то и те носят набедренные повязки. Эту… — он не мог подобрать слово, — гору бетона впору поставить где-нибудь на древней каменоломне, где рабы добывали для римлян мрамор. И что странно, Элли, есть же у них нормальные скульптуры, помнишь хотя бы тот зал…

— Успокойся, Готфрид, — сказала фрау Вангер мужу. — Ты же слышал, что эту скульптуру поставят не у нас, а возле Зальцбурга. И смотри не ляпни кому-нибудь в своем университете про сизифов. Не забывай, что все экспонаты для этой выставки отбирал некий мюнхенский художник, чей авторитет у нас уже пятый год непререкаем.

— Но есть же у них художественный совет, есть Палата изобразительного искусства, наконец! Все были здесь. И фрау Троост, и…

— Папа, — строго дернула отца за рукав Эрна, радуясь, что культурное мероприятие закончилось и они на свободе, — смотри лучше под ноги.

* * *

— Умер Людендорф, — читая за ужином газету, произнес однажды профессор. — Ожидают приезда Гитлера Ты куда-то торопишься? — спросил он у дочери, заметив, как та, бренча ложкой, старается поскорее доесть суп.

— Да. У меня сегодня деловая встреча, — не сбавляя темпа, сообщила Эрна