Мне стало окончательно ясно, что Дож и его последователи не
имеют ни малейшего касательства к террористам, социалистам или анархистам.
Более того, эти люди вовсе не интересуются политикой, а любые социальные
вопросы презирают. Можете на сей счет успокоиться — никто из них не кинется с
бомбой под колеса генерал-губернаторской кареты. Это извращенные и пресыщенные
дети нашей упаднической эпохи — манерные, чахлые, но по-своему очень красивые.
Нет, они не бомбисты, но для общества, в особенности для
юных, неокрепших умов «любовники» весьма и весьма опасны — именно этой своей
бледной, дурманящей красотой. В идеологии и эстетизме смертолюбов есть
несомненный соблазн и ядоносная привлекательность. Они сулят своим
последователям бегство в волшебный мир, обособленный от серой и убогой
повседневности — то самое, к чему инстинктивно стремятся возвышенные и
чувствительные души.
И главную опасность, конечно, представляет собою сам Дож. Я
Вам уже описывал эту страшную фигуру, но с каждым днем она всё более
раскрывается предо мной в своем сатанинском величии. Это упырь, вампир,
василиск! Истинный ловец душ, так искусно подчиняющий окружающих своей воле,
что, ей-богу, даже Вам до него далеко.
Недавно у нас появилась новенькая — смешная и трогательная
девочка, приехавшая откуда-то из Сибири. Наивна, экзальтирована, голова полна
всякой блажи, модной среди нынешней молодежи. Если б не угодила в наш клуб, то
со временем перебесилась бы, вошла в возраст и стала такой, как все.
Обыкновенная история! Но Дож вмиг опутал ее своей паутиной, превратил в ходячий
автомат. Это произошло на моих глазах, в считанные минуты!
Безусловно, этому безумию необходимо положить конец, но
обычное арестование тут не годится. Арест только сделает из Дожа трагическую
фигуру, а уж во что превратится публичный суд и представить страшно! Этот
человек живописен, импозантен, красноречив. Да после его выступления на
судебном процессе этакие «любовники» заведутся у нас в каждом уездном
городишке.
Нет, этого монстра необходимо развенчать, растоптать,
выставить в жалком и неприглядном свете, чтобы раз и навсегда вырвать его
ядовитое жало!
Да и за что, собственно, Вы могли бы его арестовать? Ведь
создавать поэтические кружки законом не возбраняется. Выход один: я должен
выявить в действиях Дожа corpus delicti и доказать, что этот господин осознанно
и злонамеренно склоняет некрепкие души к страшному греху самоубийства. Лишь
тогда, когда мне удастся раздобыть верные улики, я выдам Вам и имя, и адрес
Дожа. Но не раньше, не раньше.
К счастью, меня не подозревают в двойной игре. Я намеренно
строю из себя горохового шута и даже получаю род болезненного удовлетворения от
нескрываемо презрительных взглядов, которыми одаривают меня некоторые наши
умники во главе с самим Мэтром. Ничего, пусть считают жалким червяком, это
удобней для моих целей. Или я и есть червяк? Как Вам кажется?
Ладно, passons. Корчи моего израненного самолюбия не имеют
никакой важности. Меня мучает совсем другое: после страшной смерти Аваддона у
нас образовалась очередная «вакансия», и я с тоской жду, что за новый мотылек
прилетит опалить крылышки на этом адском огне…
Оскорбленный, но искренне уважающий Вас
ZZ
28 августа 1900 г.
Глава 2
I. Из газет
ЛАВР ЖЕМАЙЛО ВСТРЕЧАЕТСЯ С ВЕРХОВНЫМ ЖРЕЦОМ «ЛЮБОВНИКОВ
СМЕРТИ»
Итак, свершилось! Вашему покорному слуге удалось проникнуть
в святая святых глубоко законспирированного клуба самоубийц, который вновь
заставил всех говорить о себе после недавней гибели 23-летнего студента M-го
университета С. Описание того, как мне удалось преодолеть все хитроумные
препоны и непреодолимые препятствия, дабы достичь заветной цели, могло бы стать
сюжетом для захватывающего романа. Однако, связанный словом, я буду молчать и
сразу оговорюсь для г. г. полицейских: никогда и ни при каких обстоятельствах,
даже под страхом тюремного заключения, Лавр Жемайло не выдаст своих помощников
и информантов.
Моя встреча с верховным жрецом зловещей секты
смертепоклонников состоялась в темном и мрачном подземелье, местонахождение
которого осталось для меня тайной, поскольку мой чичероне доставил меня туда с повязкой
на глазах. Я ощущал запах сырой земли, несколько раз по лицу задела свисающая
со свода паутина, а один раз мимо с отвратительным писком пронеслась летучая
мышь. После такой прелюдии я рассчитывал увидеть какой-нибудь жуткий склеп с
осклизлыми стенами, но, когда повязку сняли, меня ждало не лишенное приятности
разочарование. Я находился в просторной, прекрасно обставленной комнате,
напоминающей гостиную в богатом доме: хрустальная люстра, книжные полки, стулья
с резными спинками, круглый стол из тех, что используют при спиритических
сеансах.
Мой собеседник велел называть его «Дож». Он, разумеется, был
в маске, так что виднелись только длинные белоснежные волосы, седая бородка и
необычайно острые, вернее даже сказать пронизывающие глаза. Голос у Дожа оказался
звучным и красивым, а по временам чарующим. Вне всякого сомнения это человек
талантливый, незаурядный.
— Я знаю вас, г-н Жемайло, как человека чести и только
поэтому согласился с вами встретиться, — так начал разговор мой
таинственный собеседник.
Я поклонился и еще раз пообещал, что «Любовники Смерти»
могут не опасаться нескромности или нечестной игры с моей стороны.
Наградой за обещание была пространнейшая лекция, которую Дож
прочел мне с необычайным красноречием, так что я поневоле заслушался. Попробую
пересказать содержание этой эксцентричной проповеди собственными словами.
Истинная отчизна человека, по утверждению почтенного Дожа,
не планета Земля и не состояние, которое мы именуем «жизнью», а нечто
совершенно противоположное: Смерть, Чернота, Небытие. Мы все родом из этой
сумеречной страны. Там мы обретались прежде, туда вскоре и вернемся. На
краткий, несущественный миг мы обречены пребывать на свету, в жизни, в бытии.
Именно обречены, то есть наказаны, отторгнуты от лона Смерти.
Все без исключения живущие — отсевки, отбросы, преступники,
осужденные на каждодневную муку жизни за какое-то забытое нами, но, должно
быть, весьма тяжкое прегрешение. Одни из нас менее виновны и потому приговорены
к короткому сроку. Такие возвращаются в Смерть младенцами. Другие, более
виновные, осуждены на тяжкие каторжные работы продолжительностью в 70, 80, а то
и 100 лет. Доживающие до глубокой старости — злодеи из злодеев, не заслужившие
снисхождения. И все же рано или поздно Смерть в бесконечной милости своей прощает
каждого.
Тут ваш покорный слуга, не выдержав, прервал оратора.
— Любопытное суждение. Стало быть, жизненный срок
назначен нам не Богом, а Смертью?