Гроза тиранов - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Муравьев cтр.№ 52

По дороге брели трое усталых путников. Вытягивая сапоги из вязкой грязи, они уже даже не чертыхались. Видимо, борьба с разыгравшейся непогодой отнимала силы полностью. Несущие караул егеря полубригады легкой пехоты, расквартированной в Риме, даже не удосужились выползти из теплой караулки, чтобы проверить, кого сюда занесла нелегкая. Что толку расспрашивать промокших бедолаг?

Белли плотнее натянул широкополую шляпу и запахнул плащ. Приготовленные документы, отнятые у захваченных местных рыбаков, не понадобились. Это к лучшему!

…Путешествие заняло целый день. Утром нанятая повозка довезла их к рыбному базару, главному сосредоточению местных новостей. Там, в кутерьме и азарте торговли, в заполненных кабачках, собирались так интересующие русское командование сведения. Оказалось, что это не сложно. Стоило поднести стакан дешевого вина болтающимся у злачных заведений легионерам местного ополчения, и новости текли рекой. В дружеской беседе со щедрым собутыльником звучало все: названия полков, имена командиров, места расположения. Даже численность войск не составляло тайны для падких на халявную выпивку итальянских республиканцев.

Были ли такие разведданные актуальны? Вряд ли. Но общую картину составить помогали.

Спаиванием и выуживанием информации занимались двое: Петр Джанкович и Фома Наний. Сам Конрад покинул их, как только в пределах видимости появились пригороды Рима. У него были свои информаторы, выдавать которых шпион не желал. Вечером двум группам надлежало встретиться и сличить полученные данные.

Таким образом, весь день Алекс провел в компании Фомы. Впрочем, об этом типе следовало бы рассказать поподробней.

Двадцатисемилетнего выходца из римских трущоб завербовал сам Конрад в одну из своих предыдущих экспедиций. Чернявый пройдоха, утверждавший, что его род восходит к древнейшим купеческим фамилиям Вечного города, приглянулся агенту русской разведки своей феноменальной способностью придумывать на ходу. Причем, Фома всегда плел свои истории так, что исключал возможность схватить себя за руку. Это была не глупая склонность к вранью, для многих ставшая болезнью, а уникальная способность придумывать, представляя себе всю вымышленную картину. Мир без изъянов, легенды без слабых мест. Но даже когда он начинал нести заведомую туфту, многие велись и на такое – слишком много убежденности, искренности и неподдельной, заразительной уверенности в собственных словах выплескивалось на слушателя. Как хороший актер, во время спектакля Фома начинал сам верить в то, что говорит.

– Эти глаза не могут врать, – так охарактеризовал своего подопечного сам Конрад, когда представлял Нания и Джанковича друг другу.

И Алекс поначалу чуть не купился на такую характеристику. Слишком наивным был взгляд собеседника.

Фома увлеченно выспрашивал у заглянувшего на огонек харчевни канонира конной батареи, не знает ли тот, где служит его земляк, Леандро… Рыжий такой, весь в веснушках.

Наний подливал вина и слушал болтливого артиллериста, изредка подогревая интерес и направляя разговор в нужное русло. Солдат, уже слегка осоловевший от выпитого, шел за поводырем, как теля за пастухом.

– Так ты говоришь, что нет там цизальпинцев? Только лягушатники? Так как же так, что я там егерей наших видел? – подталкивал своего подопечного Фома.

Канонир тряс обвислыми усами.

– Каких таких егерей? Там гусары французские. Гусары свободы, [90] вроде!

– Да ну! Их же всего сотня. Да и одеты не так!

– Какая сотня?! Там, – канонир задумался, подсчитывая. – Там добрых три сотни этих франтов, да еще полторы сотни конных егерей.

– А в Сант-Энжело? [91]

– Ну, там точно нет твоего приятеля. Все цизальпинцы при генерале Моннье, в Анконе. Там сейчас несладко.

– Ты то откуда знаешь, что в Сант-Энжело Леандро нет?

Канонир, покачиваясь, навалился на стол.

– Говорю тебе, дурья твоя башка, нет там цизальпинцев. Гарнье всех собирает на востоке, готовиться, видимо, ударить в бок Лагоцу, генералу мятежному, который с турками и русскими Анкону обложил. Уже тысячи четыре стянул. Сам видел! Только сотен восемь оставил за порядком смотреть, да пару батальонов на север услал, там нынче мятежники голову подняли. Все, говорю тебе! Нечего в Рим соваться. Хочешь родственника своего найти, записывайся в легион!

Канонир хихикнул.

– У Моннье тысячи три, а русских, турок и мятежников – на тысячу больше. Когда мы сбоку ударим, то от этих свиней живого места не останется.

Артиллерист откинулся к стене и пьяно зевнул.

– Закажи-ка, друг Фома, еще кувшинчик. За победу пить будем.

Джанкович сделал знак товарищу, встал и двинулся к выходу. Спустя пять минут следом выскользнул Наний. Выглядел он озабоченным.

– Уже второй человек мне плетет о том, как они на русских пойдут.

Петр огляделся и тихо приказал:

– Хватит, на сегодня достаточно. Идем к месту встречи.

Промокшая троица путников прошла последний пост, еще немного помесила грязь дороги и свернула на узкую тропку, петляющую по склонам. Сорок минут спуска – и шпионы вышли к маленькой, укрытой от сторонних глаз бухте, идеальному месту для контрабандистов и других любителей быстрых денег.

Там их ждали. Маленький рыбацкий баркас, команда которого, несмотря на затрепанные одежды, отличались статью от маломерных итальянских рыбаков, как медальный першерон выделяется в табуне пони.

Спустя несколько минут баркас уже вышел в море. До утра, когда к гавани должны были подойти корабли, оставались считанные часы.

На фрегате их огорошил младший Белли:

– Получен новый приказ, мы начинаем высадку!

– Как так?

Капитан показал бумагу с сорванной печатью:

– На Тоскану идут союзные австрийские части генерала Кленау, там же отирается корпус фельдмаршала Фрелиха. Когда они объединятся, то должны начать наступление на Рим. Наша задача – связать боями силы французов под руководством Гарнье, который только недавно отколошматил неаполитанцев Буркгарда, вынудить их покинуть Рим, вступив в локальные схватки, и продержаться до подхода основных сил. Из Неаполя к нам вышел отряд Балашова, но когда он тут будет, Бог знает.

– Слава покорения Рима достанется немцам, а нам лишь – кресты на могилы и вечная память, – грустно резюмировал Генрих Белли.