Прочь, прочь от Эспаньолы!
…Опьянённые бурными событиями и ромом из запасов Орсино Гомеса, свободные от вахты новоявленные корсары отдыхали на палубе каравеллы, принадлежавшей теперь нам по праву победителей.
— А добыча наша сгинула, эх-х, — с сожалением вздыхал Ларс.
— Да, плакали наши пиастры! — поддержал его Том. — Или что там было?
— Важнее сейчас, что наши преследователи ушли на дно и не будут за нами гоняться, — невесело усмехнулся я.
— Что будем делать дальше?
— Сначала нужно добраться до берега и найти прибежище, затем уж определяться с нашей дальнейшей судьбой, — ответил я уверенно, наконец-то ощутив себя вправе зваться капитаном. — Кто пожелает, пусть отправляется своей дорогой. С теми, кто останется… мы можем поступить на корсарскую службу и выполнять поручения за хорошую плату. Или станем вольными пиратами. Наберём полную команду, и полный вперёд! Лично мне надоело быть жертвой. Я предпочитаю сжимать рукоять сабли, а не чувствовать её остриё у своего горла. Но ещё мы… — Я замолчал, пристально посмотрел в глаза Томасу и после долгой многозначительной паузы продолжил: — Мы можем поискать в здешних водах один островок. Если семейное предание Хэнсонов не высосано из пальца, тогда у нас есть шанс стать непобедимыми, как наши предки, викинги.
Говорун Том вопреки своему обыкновению ничего не произнёс в ответ. Он подмигнул мне, улыбнулся и согласно кивнул. Мы поняли друг друга без слов. С этой минуты мы, двое битых жизнью мужчин, стали настоящими друзьями.
Нам выпала судьба двигаться к одной и той же цели.
— Не знаю, о чём ты толкуешь, капитан, — произнёс Мэт Ларсон, — но мне по душе такие речи. Мои предки тоже когда-то отправились в викингр
[8]
и оказались в Хайленде…
[9]
— У меня датчан в предках вроде не водится, это ваши дела, но мне тоже надоело горбатиться за гроши! — воскликнул Стив. — Хочу жить свободным, а не по чьей-то указке. Каждый решает за себя, понятное дело, но лично я не прочь ещё попускать кровь испанцам.
— Предлагаю вначале отправиться на остров Черепахи. Нам понадобятся провизия еда и материалы для ремонта, — сказал я. — Там обосновались и вольготно себя чувствуют пираты, по большей части это ужасные, опасные и жестокие люди. Однако за деньги там возможно всё, и нам не будут задавать лишних вопросов. У нас сейчас нет другого пути, кроме как поладить с ними, и возможно, мы получим от них помощь. А сейчас давайте сообщим об этом предложении всем прочим…
Команда единодушно поддержала меня, выбранного капитаном. Никто не поднял голоса против. Побывав в трюмах у пиратов и испанцев, моряки предпочитали в дальнейшем находиться по другую сторону трюмных люков.
— Уходим! И да поможет нам Бог! — произнёс я. — Иного курса нам не дано отныне!
Каравелла взяла курс на Тортугу.
…На полуюте под золотистым сиянием огромного кормового фонаря, где ярко горели три лампы, я расхаживал в одиночестве. На корабле царила тишина. Обе палубы, тщательно вымытые, блистали чистотой. Никаких следов боя уже нельзя было увидеть. Группа моряков, рассевшись на корточках вокруг главного люка, сонно напевала какую-то песенку. Спокойствие и красота тропической ночи ненадолго смягчили сердца этих грубых людей.
Одна мысль не давала мне покоя, терзая душу когтями неопределённости. Мне ведь также придётся быть таким же беспощадным и жестоким, как все пираты. Необходимо прекратить эту глупую борьбу с самим собой. Я не смогу больше оставаться одновременно и карибским пиратом, и английским джентльменом.
Джудит потеряна навсегда, и необходимо делать выбор.
И, сделав этот выбор, я наконец-то обрету душевное равновесие.
Если, конечно, превращение в «джентльмена удачи» способно успокоить мятущуюся душу…
Время покажет. В конце концов, необходимо оправдывать собственную фамилию.
[10]
Впрочем, на одном старом пергаменте, хранившемся у отца в шкатулке с семейными документами, я как-то прочитал, что ещё несколько поколений назад мужчины нашего рода подписывались как «Ульвссон». Слово «Ульв» на языке северных людей значит только одно и других толкований не имеет.
Волк.
КАК НАЗОВЁШЬ КОРАБЛЬ…
Ночью спалось беспокойно, меня угнетала тревога за будущее, и я несколько раз выбирался на палубу. Вахтенный, Мэтью, прохаживался по мостику, рядом с рулевым матросом, имя которого я ещё не запомнил. Ветер посвистывал в вантах, «Сан-Себастьян» шёл ходко, подняв все паруса, чуть заваливаясь под ветер. Ночь была тёмная, луна лишь изредка появлялась в просветах туч и освещала волны с белопенными верхушками.