Боевые паруса. На абордаж! - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Коваленко cтр.№ 68

Впрочем, город, не охваченный большой стройкой, Руфина не застала, и ей не с чем сравнить. С Севильей? С сонной Ла-Вегой?

Оживление на улицах, и правда, почти севильское. А главное отличие не в том, на что смотрит Руфина, но в том, как смотрят на нее. В Севилье-то ходила к обедне закутанная в мантилью благородная затворница, боящаяся не то что глаз из-под кружева — носок туфли из-под подола высунуть. И шастал, где желал, веселый школяр дон Диего. Гаване же довелось увидеть совсем иное зрелище.

Аристократку, молоденькую, но старомодную — в платье, украшенном алой военной перевязью, что издавна отличает испанского солдата от прочих. Вместо сложной прически — коса, на голове — моряцкая шляпа. Такую шляпу, отобранную у мужа, брата или отца, нередко можно увидеть на женской голове — из тех, которым приходится подставлять лицо солнцу. Другое дело, что с бархатом и шелком она почему-то не сочетается. Как и меч на боку.

Недоумение и интерес. Так и смотрят. Хорошо, пальцами не показывают. Может, желание бы и возникло, только за правым плечом девушки-капитана шагает Хайме Санчес в рейтарской кирасе, с тяжелым палашом на боку. Пистолетов у него нет — в колониях все еще предпочитают пики, у которых, оказывается, есть и абордажный вариант.

Генерал-капитана в городе не оказалось. Пропадает на очередной стройке. Пакет пришлось сдать под роспись, даже не секретарю, тот тенью следует за начальником. Во дворце нашелся должным образом проинструктированный дежурный офицер, который мог бы быть удивлен чуточку поменьше, если бы не осторожность дона Себастьяна при составлении предыдущего отчета! Написал сухонько, без имен и подробностей. Выдан-де патент береговой охраны — один, тип судна — пинасса, поставленные задачи… И хватит. Гарнизонный лейтенант явно слышал о сорвиголове с Ямайки. Как-то бравого капитана представлял… Сподобившись увидеть, поверил не сразу. Пришлось даже патент показывать.

Зато в качестве извинения за дотошность дежурный крепко облегчил исполнение следующей задачи, подробно расписав, к кому из местных купцов следует обратиться по какому товару, да где они встречаются.

К тем, кто проявил интерес, пришлось наведаться в конторы — для длинных и спокойных бесед. Принять участие в скупке призов пожелали многие. Хоть и казалось, что к суете молодой крепости добавить нечего, но Руфине это все-таки удалось. Всякий разговор то и дело прерывали — загадочными сообщениями и срочными записками. Вот и в конторе дона Терибио в разгар обсуждения поставок сахара и какао в обмен на сукно купцу принесли записку. Девица. Руфина коротко окинула пришедшую взглядом. Андалусийский чепец, из-под него, поверх ярчайшего индиго платка-манты — ровные струи угольного блеска. А манта штука длинная, и если в ней не кутать, по-севильски, голову, так и разглядеть нечего. Разве краешек белого передника в безыскусной домашней вышивке. Мило и очень провинциально. Смуглолица, то ли от южного солнца, то ли благодаря толике индейской крови. Была бы симпатичной, если бы не мрачное выражение лица.

Отчего личику не быть мрачным, раз Хуане Кабра не глянулся назначенный родителями жених? Если слушать глупую девчонку и если верить — так ей хоть руки на себя наложи! Только нельзя, грех. А родителям и сказать страшно. Такие они! Хуана рассказывает именно так. По крайней мере, к этому времени.

Началось с жалоб подружкам, и не больно всерьез. Ждала, что родители принца отыщут, а женихом оказался торговец средних лет, да с бородавкой на носу!

Хуану подруги жалели, так старательно, что — понравилось. Впрочем, скоро у подружек иные заботы нашлись, кроме как по товарке плакать. Та и принялась горе свое рассказывать всякому, кто повод даст.

Так привыкла, что сама поверила в жалостливую историю. Вот пожалеют тебя, и станет чуточку легче, ослушаться же батюшки — и в мыслях не было. Будь жених поумней, сам бы сбежал. Ясно ведь, что «батюшка злой, против воли выдал» наутро после свадьбы превратится в «он загубил мои лучшие годы». А если муж, услышав такое, не догадается поутешать да посочувствовать — найдутся другие утешители.

Теперь ее отправили к соседу-купцу, с запиской. Надела привычную печальную маску страдалицы, прибежала… У того деловой разговор. Странная дама, увешанная оружием. Привычный фон: «сахар, патока, очистка, поставка, сроки, оплата товаром»…

Одна беда — сосед сам не дурак языком почесать, да и отписали ему, верно, приятное. Вот и спросил весело, с чего у доброй девицы личико темно, как тучка, да глазки мокры, как дождик? Спросил и сразу пожалел об этом, но пришлось слушать, какая девочка разнесчастная. Терпелив оказался. Заметил, у доньи Изабеллы уже кулаки побелели, да ногти в ладони впились. Хотел, как страдалица выйдет, объяснить: сеньор и сеньора Кабра люди хорошие, но очень занятые. Высказала бы дура родителям половину того в глаза — никакой свадьбы, другого б приискали. Но это он знает обоих, а что подумает гостья с Ямайки? Эта-то не тучка, эта — ураган! Слова вырываются, как молнии.

— Ступай в порт. Найдешь пинассу «Ковадонга». Там трое моих людей. Скажешь — моя служанка. Точней, стюард. Никому не отдадут без боя. Завтра мы выходим… Ясно? Все.

Резко отвернулась. Хуана постояла, как громом ошарашенная. Повернулась и вышла. Очень тихо.

— Зря… — начал было купец.

— Если зря, она не придет. Вернемся к делу. Сахар мы уже обговорили. Но нас интересует и какао!

Казалось бы, Руфина должна была за годы службы в севильском порту получше узнать маленьких людей, но — увы. Хуана направилась в порт. За пустым лицом марионетки прятались перепуганные мысли. Она играла, играла, играла! А приняли всерьез. Понять — поняла, да поздно. Признаться же, даже себе, не решилась. Только заплакала горько, ручьем. На ходу.

Когда нашла «Ковадонгу», была мокрей и солоней океана. Вахтенные, что принялись было утешать, услышали — сквозь всхлипы — все ту же историю. Немного подивились, что донья Изабелла подобрала девочку. Будь капитан молодым человеком, было бы понятно. А так… Ну, может, ей надоело, что некому спинку потереть. И капитану действительно полагается стюард!

Затем перед сходнями начались явления, достойные театра. Сперва — родители, кричащие, что их Хуаниту похитил офицер ямайской береговой охраны. Потом — жених да с парой стражников. Без толку! У вахтенных остался важнейший аргумент — за вычетом того, на котором значится гравировка «ultima ratio rei».

— Наш «офицер» — добрая девица, ничего дурного в виду иметь не может. Девочку вашу мы не держим, сама не идет. Слышишь, красавица? Выгляни! В обиду не дадим.

А как тут выглянуть? Кажется, что стыд глаза выест. Потому забившаяся в шатер на корме беглая невеста плачет, и только. Лишь короткое:

— Не выйду! — сквозь рыдания вырвалось. Куда не выйду — неясно. То ли из шатра, то ли замуж…

Стали собираться зеваки. Слухи разбежались по порту, и самым верным показалось: «Моряк с купцом за девку поспорили». Так что переделавшую все дела и очень этим довольную Руфину возле причала ожидала целая толпа из желающих посмотреть, чем дело закончится. За «морского жениха» толпа приняла Хайме, на него и шагающую рядом донью с пистолетами глазели неодобрительно. Шел шепоток: мол, чужой невесты мало… С девушки разом слетело всякое благодушие. Поворочала головой — люди раздались. Иные перекрестились, кое-где зашипели: «Ведьма…».