Боевые паруса. На абордаж! - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Коваленко cтр.№ 51

Он, Барахас, поборется. Но это будет сущая Фландрия!

Когда доложили о посетителе, граф поморщился и махнул рукой.

— Зовите.

Все равно все мысли — о том, что придется идти на поклон к лекарям с лицензией. Платить втридорога и страдать без надежды на облегчение. Скляночек с отваром, от которого больное брюхо враз успокаивается, больше не будет, как и симпатичной семьи, в которой жена некогда получила урок — и выучила, зато муж так и не понял предостережений. Не захотел понять. В результате погубил и себя, и жену. И дочь. Дочь, впрочем, граф мертвой не видел. Видимо, пока не нашли на пожарище. А она тоже была чудом, так говорит архиепископ Севильский, а уж он в чудесах разбирается, по должности: апелляции на приговоры святейшей инквизиции разбирать — его работа. Ему отличать подделки и дьявольские наущения от посланного свыше. У Руфины — ни то, ни это. Ни день, ни ночь: заря, да такая, что может сжечь полмира. Говорит, было искушение — отправить на костер. Страх подбивал, а удержала надежда, что некрасивая астурийская девочка раскроется не ночной тьмой, а синью небесной!

Вот исход: два пепелища, городской дом и судебное присутствие. Оба дома взяты на шпагу, словно тут не Севилья, а городишко в Нидерландах. Правда, и народу под стенами полегло едва не меньше. Случайных прохожих — а ведь иные сдуру пристали к той или иной стороне — и то убито больше двух десятков. А сколько стражников…

Принялся было рыться в бумагах, но быстрые легкие шаги заставили отвлечься от бумаг. Едва подняв глаза, советник резво вскочил, несмотря на предательские щелчки в коленях и обиженный скрип кресла. Мантия университетского преподавателя, берет. Ну, точно. Вчера был последний день из пресловутых двух лет Диего де Эспиносы! Но глаза отчего-то отказываются видеть уличного судью. Тревога за родных сорвала привычную маску с лица — и перед графом стоит не гроза ночного порта, а встревоженная донья Руфина. Восемь лет комедии, прописанной архиепископом Севильи, завершились.

Ничего проще — нарядить девочку двенадцати лет, как мальчика, и отправить учиться. На словах. Архиепископ как-то разговорился и выложил подробности. То, во что обошлась двойная жизнь доньи Руфины де Теруан — ей самой, семье, Церкви…

Нужно было, чтобы дитя ни разу не оговорилось, не выдало себя ни словом, ни жестом, ни поведением. Чтобы, повзрослев, ни разу не посмотрела с женским интересом на мужчину… да и с мужским на женщину. В ход пошло все — фехтование до упада, до кровавых мозолей на ладонях. Посты и размышления, наподобие рыцарской вигилии. Пригодился богатый опыт иезуитов, способных научить человека вполне заурядного созерцать божественное. На сей раз задача была обратной: было нужно, чтобы за навязанными видениями не скрылись природные, и устами воображаемого Спасителя не заговорил настоящий Сатана… Последнее, но не главное ли? — травы доньи Бланки.

Все старания — ради того, чтобы возможную святую не одолел грех гордыни. Даже мальчику, получившему матрикул в двенадцать, довелось услышать немало славословий в свой адрес. Девушка вовсе оказалась бы райской птицей в стае ворон другого пола. К гадалке не ходи, поставили бы кумирню и молились! И во что бы выросла детская душа? Пугать: ты грешница, тебя чуть не сожгли — было так же опасно. Потому Руфина узнала лишь, что отец да мать отчаялись родить наследника, и мужской воз фамильной славы тащить теперь ей. Остальное — просто хорошие связи…

Теперь игра закончилась, и королевский советник рассматривает результат. Диего больше нет — но вместо домашней, пусть и несколько эксцентричной, девушки, перед графом стоит человек, привыкший к вольной университетской жизни и лямке муниципальной службы разом, не раз обагривший меч кровью врагов города и короля. И все равно, за тонкой ледяной коркой прячется знакомая шалунья.

Протянуть руки. Сдавить ее — в своих. Ее — холодные. Жесткие.

— Жива… Хвала Пресвятой Деве, Руфинита, ты жива! Хотя бы ты…

— Мама? Отец? — Она беспокоится. Еще не знает. Приходится каркать.

— Их нашли. Я сам опознал. Вот…

Руки, внезапно ставшие неловкими, не сразу нашарили маленькую вещицу, но на лоснящееся лаком красное дерево легла золотая фигурка: овечья шкурка, перехваченная черной лентой. Награда, более семидесяти кавалеров которой в мире не бывает! Главное, Хорхе с Золотым Руном не расставался.

Руфина покачнулась. Пришлось усадить в собственное кресло. Та только глаза прикрыла. А графу хочется приплясом пройти! Одним хорошим человеком на свете больше осталось. Ведь заходит в комнату — светло становится. Даже если свечей не зажигать… Правда, не сегодня.

— Не верю. Не могу поверить…

В голосе безнадежность. Тоска разума, душа еще не осознала горя. И чего стоят рассуждения досужих философов о том, что рассудок не знает боли и страха? Знает — иначе не мог бы бороться. На стол водружены пистолеты. Ловкие руки сами, не обращая внимания на страдания остального тела, принимаются за перезарядку. Что значит отец — старый солдат. Был. Да и дочь жива ненадолго, если не исчезнет. Убивать орден сможет не скоро… зато глаза отрастит быстро. В иных кварталах — к утру, как только стража чуть убавит напряжение и позволит поспать хотя бы части людей. В порту, пожалуй, попозже: серебро Америк блестит просто ослепительно! Настолько, что королевский комиссар решительно намерен беречь зрение горожан.

Значит, чтобы исчезнуть, у Руфины есть несколько часов. Не так и мало! Тем более что и искать пропажу никто не будет — об этом позаботится сам граф, теперь же. Дописать несколько строк в отчет о ночи — недолго. Пусть будет опознано не два, а три тела. Лично опознанных сеньором королевским советником, так-то. А господину лиценциату стоит срочно отбыть… скажем, во Фландрию. Сделать помету секретарю — пусть с утра выпишет, копию подошьет. Кому надо, тот доберется.

Есть! Теперь можно заняться девушкой, которой больше нет.

— Руфинита, я немедленно вызываю закрытую карету. И — к архиепископу. Если Церковь кого-то желает спрятать, ни у каких убийц нет ни тени надежды.

— Да, спрятать… В монастыре. Не хочу.

— А жить ты хочешь? — Граф не заметил, как радость ушла. Осталось холодное удовлетворение, что кровь друга в дочери не больно разбавилась.

— Да… Но монастырь — не жизнь.

Подбрасывает задачки? Ничего. Времени достаточно, чтобы перебрать варианты.

Жизни ей хочется… Она в чем-то права. Что хорошо, думает не о мести. Выступить с оружием против ордена — самоубийство. Выставить себя трусом — еще хуже. А Руфине, как ни крути, все вышла бы смерть. А так… Может, это и есть форма мести: выжить. Нарожать детей. Продлить род, который кто-то решил извести под корень. А если так — нужен далекий угол. Новое имя? Ну, с этим проблемы нет. Можно выписать справку: мол, такая-то училась в Севильском университете под мужским именем с моего дозволения и благословения Святой Церкви. Грамота с подписью высокопреосвященства три дня, как на столе валяется. Только имя поставить придется, конечно, другое. Какое? Девочек в честь великой королевы называют часто, в Португалии мятеж, а что во время мятежей происходит с архивами? Скрип перышка — и нет на свете Руфины де Теруан. Угорела при пожаре, опознана королевским советником лично. Две строчки в протокол, щепотка праха в гроб. Плакать погодим: на свет появилась Изабелла де Тахо. Донья Изабелла, разумеется. Дочь «рыцаря по праву завоевания», оставшегося верным короне и павшего от рук мятежников. По сути, правда. И куда ее, эту донью, теперь девать? Туда, куда уходит все, не прижившееся в Старом Свете — в Новый.