Прошлой ночью удалось поймать сообщение из Северобайкальского свинцового прииска — приказ Петренко, в коем говорилось о недопустимости расхождения по округе вести о золотодобыче ангарцев на Витиме. Острог следовало взять, а людишек, его населяющих, вывезти в Ангарию. Также необходимо забрать всё, что стащили мародёры из зимовья. А сам острог предать огню.
Почти сутки ушли на разведку местности вокруг острога. Плот Юрьева был замечен сразу же, он лежал на песчаном берегу. Там же было и два дощаника, а также несколько лодчонок, вытащенных из воды. Ребята майора Ярошенко из пограничной стражи Владиангарска обошли по периметру острог, осмотрев все возможные пути отхода казаков, а также направления, с которых могли появиться ушедшие к туземцам ватажки. Притащили они и одну из пушек, установив её с северного фаса острога. После того как следующим утром Воробьёв прислал тунгуса с вестью о контроле острога со стороны берега, Ярошенко приказал рабочим готовить пушки, а гребцам — потихоньку выходить на реку, двигаясь к острогу.
Укрепления представляли собой классический сибирский острог — три башни, соединённые частоколом, да несколько изб внутри стен. Не бог весть какая крепостица, зимовье на Витиме было гораздо сильнее. Но тут было людишек поболе, как минимум четыре десятка крепких — иных Сибирь не держит — мужиков, включая дюжину Юрьева.
Подмогу Ярошенко решил не ждать, а атаковать острог прямо сейчас, на переговоры он решил не идти, они пока что были лишними. Сначала надо было заявить о себе. Судно со старателями должно было прийти через пару дней, не ранее. Как на бойцов на них Аркадий не рассчитывал, скорее он хотел использовать товарищей в качестве охраны для пленных. Убивать казаков и стрельцов гарнизона Петренко не рекомендовал, в отличие от тех, кто мародёрничал в зимовье и убивал ангарцев.
Первые два выстрела стали пристрелочными, разорвавшись на берегу, неподалёку от частокола. Планируемый Ярошенко недолёт. В остроге тут же зазвенел набат, а на стенах замелькали тени. Второй залп орудий был перенесён ближе к острогу, один снаряд вломился в башню, второй разорвался на берегу. После второго залпа Ярошенко решил подождать реакции местного головы, надеясь на парламентёров.
Не дождавшись оных, Воробьёв решил действовать. Его люди принялись постреливать поверх голов казаков, и вскоре они перестали показываться над частоколом. В башенке была замечена медная пушечка, там же возились стрельцы. Лейтенант решил задействовать железногорскую новинку — хлорпикриновую мину для нейтрализации гарнизона. Под прикрытием стрелков нужно было вытащить миномёт на опушку и произвести серию выстрелов внутрь острога. Знакомая многим ещё по учебке «синеглазка» должна была, наконец, быть опробована в деле. К великому сожалению — на казаках, а не на маньчжурах, например. Хотя доза была рассчитана как нелетальная.
— Огонь по готовности! — дал бойцам команду Воробьёв. — Пошли!
Дюжина стрелков начала обстрел угловой башни и частокола, а четверо морпехов, быстро определив нужный угол стрельбы и безветренность, закинули в ствол первую мину. Неожиданно с орудийной площадки башни также грохнуло три выстрела. У ангарцев упало двое — стрелок-тунгус и один из морпехов. Мина удачно опустилась за частоколом, рядом с башней. С частокола успел жахнуть из винтовки ещё один стрелок, но его пуля, к счастью, не достигла цели. После чего миномётчиками было произведено ещё четыре выстрела. Вскоре из-за частокола показался густой дым, ну а поскольку ветра не было, то и эффект получался нужным.
Своих раненых ангарцы тут же оттащили в лес, чтобы оказать помощь. Тунгус получил ранение плеча, довольно неприятное на вид. Миномётчик отделался касательным ранением бедра, однако крови натекло немеряно, прежде чем сумели её остановить. Похоже, казаки успели освоить ангарки, это было плохой новостью. Лейтенант, выругавшись, отослал человека к берегу, чтобы передать сигнал на корабль. Вскоре майор Ярошенко смотрел в бинокль на стоявшего на берегу человека, флажками подававшего знаки на корабль.
— Работайте на поражение, ждать больше нечего! — крикнул он рабочим-артиллеристам и добавил, махнув рукой: — У лейтенанта уже трёхсотые.
Едва рассеялся дым от третьего залпа со стоявшего на реке корабля, невысокий плотный мужчина осторожно поднялся с земли на нетвёрдо стоявшие ноги. Большая башня, смотревшая на реку, заметно накренилась, виднелись язычки пламени, валил дым, а стрельцы в дымящихся кафтанах выносили оттуда придавленного бревном товарища. Он покрутил головой, чтобы отогнать звенящий шум в ушах, и, шатаясь, направился к порубу. Пятидесятник Данила Романович Елманьев, острожный голова, поставленный якутским воеводой в Ленский острог, тяжко дыша, рывком отворил дверь в поруб.
— Васька! Сучий потрох! — прорычал он в темноту холодной полуземлянки. — Привёл ко мне онгарцев, сволота?! Судно с зелёным стягом по острожку палит!
— Как?! — поражённо ответил Юрьев дрогнувшим голосом. — Они ужо тут?
— А ну вылазь! — прикрикнул на Ваську Елманьев. — Сказывай, как мушкеты онгарские палят!
— Словечко замолвишь опосля? — не растерялся Васька, вскочив на ноги.
— Тебе ли лясы точить! — задохнулся от гнева Данила Романович. — Пшёл на стену, пёс!
Выбравшись во двор, Елманьев с тоской увидел, как вжались в дерево частокола его ребятки. Ангарские стрельцы не давали им и головы поднять, паля по каждой тени.
— Всё ты, мразь! — залепил пятидесятник Ваське по роже. — Ты токмо привёл их! Что со златом, жрать будешь?!
Охнувший Васька немедленно получил пинок от стрельца и сначала на корточках, а затем и бегом бросился к башне. Там были сложены ангарские мушкеты.
— Данила Романович, родной! — крикнул один из стрельцов со стены.
— Отдай ты онгарцам вора Ваську! Лиходей он, убивец! Да приблуды его! Повинимся — онгарцы уйдут, коли нет — головы сложим за татя! — поддержали его казачки.
— А верно, — пробормотал Елманьев. — Подлец уже в башне. Мушкеты! Почто рты раззявили?! — вскричал он на стоявших столбом стрельцов. — Крутите Ваську! Да людишек его!
Стрельба ангарцев между тем лишь усиливалась, особенно со стороны угловой башни, что смотрела на лес. Там же стояла и медная пушечка, для которой с прошлой осени не было зарядов. Пятидесятник был готов уже кричать ангарским стрельцам, чтобы они покуда не палили и что тятя Ваську со товарищи он выдаст, коли княжьи люди отойдут от острога. Но тут с башни бухнул слитный залп уворованных Юрьевым мушкетов, и руки Елманьева бессильно опустились. Стрельба по его людям в башне со стороны ангарцев только усилилась. Вскоре оттуда уже раздавались разноголосые вопли раненых, немилосердно обстреливаемых ангарцами. На глухие хлопки, раздававшиеся с равной периодичностью, он не обратил никакого внимания.
— Не успели стрельцы-то, — проговорил он еле слышно, сожалея о том, что Ваську не скрутили.
И тут же раздались сначала недоумённые, а потом и испуганные возгласы людей Данилы Романовича:
— Зелье мертвецкое! Смрад серной! Спаси, Богородица, поратуй!