– Так вы болгарка?
– Нет. – Злата смутилась. – Меня назвали в честь прапрабабушки отца, которая была болгаркой. Прапрадедушка женился на ней еще в русско-турецкую войну… Это долгая история.
– И какими судьбами занесло ко мне прапраправнучку участника русско-турецкой войны? – заинтригованно спросил я, хотя знал какими. Другое было любопытно: почему Злата упомянула прапрабабушку отца, а не свою прапрапрабабушку?
Прапраправнучка замялась. Почему-то ей очень не хотелось посвящать меня в тайны своей родословной.
– Ну…
Она окончательно смутилась, и я резко поменял тему:
– Знаете что? Я завтракать собрался, не составите мне компанию?
В конце концов, какое мне дело до ее далеких болгарских предков? В девятнадцатый век я не собирался. И в мыслях не было.
Злата нерешительно покрутила головой, глянула на часики.
– Хорошо, – не очень уверенно согласилась она. – Только я ненадолго. Минут на десять.
По расчетам вариатора она могла позволить себе полчаса.
– Прошу!
Я сделал приглашающий жест в гостиную.
Злата вошла, повесила сумочку на спинку стула, окинула взглядом стол.
– Может, я не ко времени? Вы кого-то ждете?
Я глянул на стол и все понял. Машинально, особо не задумываясь, я сервировал стол на две персоны. Вот так, на незначительных ошибках, и прокалываются пиллиджеры.
– Нет-нет, что вы, никого не жду, – быстро нашелся я. – Не люблю завтракать в одиночестве, вот и ставлю лишний прибор. Садитесь, прошу вас.
Я выдвинул стул, усадил ее, сел сам.
– Кофе?
– Да.
Я налил ей кофе, пододвинул блюдо с бутербродами.
– Берите любой, на ваш вкус, здесь все разные.
Она пригубила кофе, взяла бутерброд с ветчиной, надкусила.
Я к бутербродам не притронулся. Ем я быстро и жадно, и хотя на людях стараюсь сдерживаться, это не всегда получается. Стоит на мгновение задуматься во время еды, как тут же ловишь на себе удивленные взгляды. В этот раз лучше перестраховаться.
– А все-таки вы меня обманываете, – сказала она, покосившись на блюдо.
– Это в чем же? – удивился я.
– Здесь бутербродов столько, что одному не съесть! Вы определенно кого-то ждете!
«Глазастая!» – чертыхнулся я про себя. Опять надо выкручиваться.
– Что вы, право, Злата! Бутерброды я всегда готовлю с избытком, остаток отношу в кабинет и во время работы подкрепляюсь. Работа у меня в основном на компьютере, надомная, я ведь редактор, вы же знаете, если мама говорила.
– Выходит, я своим аппетитом нарушаю ваш рабочий цикл?
– Не берите дурного в голову! – рассмеялся я. – Надо будет, приготовлю ещё. Ради завтрака с красивой девушкой я могу сегодня вообще не работать.
Злата потупила взор, на щеках заиграл румянец. Странно, неужели при такой эффектной внешности, да при такой работе, ей никто не льстил?
– Разве что ради завтрака…
Она взяла бутерброд с тунцом.
Я отхлебнул кофе и, откинувшись на спинку стула, с интересом посмотрел на девушку. Н-да, хороша… А что, если… Но тут же себя одернул. Основное правило пиллиджера – не заводить долгосрочных отношений с местными. Не один пиллиджер на этом погорел. Если играют гормоны – Тверская под боком.
– Итак, – сказал я, – что вас ко мне привело?
– Понимаете… – начала Злата, отведя глаза в сторону, – мама меня послала за оплатой квартиры.
Она покраснела еще больше, и я понял, почему «горели» некоторые пиллиджеры. В отличие от меня, врать она не умела. Устоять против такой непосредственности нелегко.
– Да, но… – Изображая недоумение, я покрутил головой. – Обычно я вношу плату семнадцатого, а сегодня четырнадцатое.
Ежемесячно я платил за комфортабельную квартиру в сталинской многоэтажке две тысячи долларов. Такие деньги за квартиру для многих хронеров непозволительная роскошь, с другой стороны, зачем тогда прибывать сюда? Разве что чистым воздухом подышать да экологически чистых продуктов поесть. Но для меня этого мало. Если жить здесь, то на широкую ногу. Точнее, настолько широко, насколько позволяет флуктуационный след. Нуворишем он быть не позволял, но на вполне приличную жизнь я мог рассчитывать.
– Дело в том, что маме срочно нужны деньги, – по-прежнему не глядя на меня, пояснила она. – Очень. Так что, если вы не против…
Я был не против, если бы не одно «но». И это «но» не имело никакого отношения к тому, что девушка врала. Деньги понадобились не ее маме, а подружке Златы, некоей Ольге Старостиной, которой необходимо срочно вернуть долг в тысячу триста долларов. «Но» заключалось в том, что, отдай я две тысячи долларов, это привело бы к флуктуации второго порядка.
– Даже не знаю… – протянул я.
– Вы мне не верите? Не верите, что я дочь Вероники Львовны? – засуетилась Злата и схватилась за сумочку. – Я могу паспорт показать…
Именно эта сумочка и послужит причиной флуктуации. Войдя в лифт, Злата решит пересчитать деньги, достанет из сумочки, начнет считать, но спрятать назад не успеет. Так и выйдет из лифта, держа пачку долларов в руках. В это время на ее беду на лестничной площадке совершенно случайно окажется некто Аркадий Власенко, шатен, тридцати двух лет, безработный. Увидев в руках девушки крупную сумму, он собьет ее с ног, выхватит деньги и убежит. И хотя через три дня его поймают, это событие приведет к локальной флуктуации, колебания которой сойдут на нет лишь через шесть лет.
– Что вы, Злата, зачем паспорт? – укоризненно покачал я головой. – Верю вам, вы с мамой похожи как две капли воды. Просто у меня при себе такой суммы нет. Я снимаю деньги со счета в день оплаты.
– Как жаль… – расстроилась Злата. – Мы так надеялись… А сколько у вас есть? – с надеждой спросила она.
Если я дам точно тысячу триста долларов для покрытия долга, то пересчитывать деньги в лифте она не станет и спокойно разминется с Аркадием Власенко. Выйдя из подъезда, она решит сэкономить деньги на такси и направится к метро. На перекрестке ее догонит на мотоцикле вор-барсеточник Денис Птахин, брюнет, двадцати трех лет, выхватит злополучную сумочку и умчится в переулок. Милиция его так и не найдет, и эта флуктуация растянется на срок около трех лет.
– Не знаю, – пожал я плечами. – Сейчас посмотрю.
Я встал, прошел в кабинет, достал из сейфа пачку долларов и отсчитал полторы тысячи. Эти деньги она не будет пересчитывать в лифте и не пойдет с ними в метро. Сядет в такси на стоянке у дома и спокойно доедет до своей подруги. И никакой флуктуации не случится.
– Полторы тысячи вас устроит? – спросил я, выхоли из кабинета.