Паруса, разорванные в клочья - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Шигин cтр.№ 84

— А почему не я? — задавали себе вопрос турки и тут же бежали записываться в ополчение.

Там же, в Родосте, был на глазах у всех обезглавлен и тяжело заболевший матрос Павел Непорожний, которого товарищи уже несколько дней несли на руках. Голову несчастного турки тут же насадили на пику и возили впереди бредущей колонны.

Но вот, наконец, на рассвете одного из дней пути в дымке открылся загадочный Константинополь. Тяжелейшая дорога подошла к концу. Однако самые страшные испытания для офицеров и матросов «Флоры» еще только начинались…

* * *

Предместья Константинополя на редкость красивы. Повсюду абрикосовые и гранатовые сады. Олеандры и кипарисы радуют глаз своей необычностью. Да и сам воздух наполнен ароматами южной природы. Через каждую сотню метров на обочинах дорог выстроены красивые мраморные фонтаны, украшенные назидательными изречениями из Корана. Но, увы, до всех этих красот русским пленникам не было никакого дела. Команда погибшей «Флоры» терзалась неизвестностью.

На последнем привале у стен столицы начальник конвоя Юсуф-ага, оставив своих пленников, поспешил к великому визирю, чтобы узнать, что делать с русскими дальше.

— Вы передайте визирю, что мы оказались в ваших владениях еще до объявления войны! — говорил начальнику конвоя командир «Флоры» Кологривов. — А потому по всем законам не можем считаться военнопленными. Нас можно лишь интернировать!

— Чего-чего? — не понял Юсуф-ага. — Мы здесь не знаем, как там у вас, у неверных, но у нас вы пленники!

— Не забудьте передать о нашем прибытии российскому послу! Он вас отблагодарит за это! — крикнул уже вдогон уезжающему турку капитан-лейтенант.

Вести, с которыми вернулся Юсуф-ага, были неутешительны. Буквально за несколько дней до прихода пленников в Константинополь турецкую столицу покинул со всем составом посольства посол Иван Романович Италийский. Теперь покровительства и защиты ждать было уже не от кого.

— Теперь вас всех отправят в тюрьму! — с притворным участием сообщил Юсуф-ага. — А янычары ограбят вас до полной наготы! Поэтому самое лучшее будет для вас отдать мне все имеемые при вас деньги и вещи. Через три дня я вам все верну в сохранности!

Кологривов сдержанно поблагодарил конвойного агу за «заботу», извинился, что ни он, ни его люди ничего сдать на хранение не могут, так как давным-давно уже ограблены до последней нитки его же конвоем.

Вскоре появились и янычары. В сравнении с ними мародеры Юсуф-аги были сущими агнцами. Бритоголовые и бородатые, с закрученными усами и в высоченных островерхих тюрбанах, янычары были настроены зверски. Держа в левой руке обнаженные ятаганы, правой они вели пленников по одному за воротник. Бедного судового доктора Гейзлера, который, несмотря на все издевательства и побои, так и не снял своей знаменитой треуголки, окружили сразу семеро. Янычары, глянув на докторскую шляпу, также решили, что ее обладатель является самым опасным из пленников. Обросшие и грязные, босые, в рубище. Вместо одежды, моряки едва волокли ноги, пинаемые злорадными слугами ислама. Сами же янычары шествовали с такой гордостью, словно это именно они в жесточайшей схватке пленили столь большое количество неверных.

Улицы города были битком набиты народом. На пленных московитов (зрелище само по себе в Турции весьма нечастое) собрались поглазеть все от мала до велика. В моряков турки по своему всегдашнему обычаю плевались и бросались камнями, то и дело порывались бить палками. Каждый старался превзойти остальных в своей показной ненависти, а значит, и в своей любви к султану. Хуже всех здесь опять же пришлось несчастному доктору, которого из-за его шляпы лупили больше, чем остальных.

— Да выкиньте вы ее к такой-то матери! — кричали доктору все, от командира до последнего матроса. — На кой ляд она вам сдалась! Забьют же!

Но упрямый Гейзлер стоически оставался верным любимой шляпе.

Наконец пленников привели ко дворцу великого визиря. Последний тоже не отказал себе в удовольствии поглядеть на униженных россиян. Выйдя на балкон, он, оглядев моряков, а затем, подав какой-то знак взмахом платка, удалился. Пленных тотчас погнали куда-то по улицам дальше. Доведя до пристани, посадили в баржи и переправили на азиатский берег, в Галату.

Команду «Флоры» ждала самая страшная из всех турецких тюрем — каторжный двор Банье. В этом зловонном и жутком узилище издавна содержались самые отъявленные преступники, почти все с отрубленными руками и отрезанными языками. Исхода из Банье не было ни для кого. Одни погибали там от ран и болезней, других добивала стража.

На входе в тюремный двор наших заковали попарно в кандалы, делали это наскоро, без чинов и званий. Кологривов оказался на одной цепи с простым матросом, а бедолага доктор — с марсовым Сидоренко. Захлопнулись за спиной моряков тяжелые кованые ворота, и темная бездна поглотила всех и вся.

Едва глаза новоприбывших немного привыкли к темноте, как внезапно до них со всех сторон донеслись радостные крики:

— Братцы, да это же наши!.. Российские! Флотские! Родимыя! Да откель же вас так много?

Изо всех углов, гремя кандалами, к морякам потянулись такие же, как и они, горемыки. То были захваченные в плен на фуражировке драгуны и казаки-донцы с черноморцами. Новоприбывшие осмотрелись. Свет в чрево темницы проникал лишь сквозь два маленьких слуховых окна под потолком. Нары с поленьями вместо подушек, два крана с водой для питья и медными кувшинами на цепях — вот, пожалуй, и все убранство знаменитой Банье. В одном из углов висела маленькая иконка Спасителя, в другом, противоположном, располагалось отхожее место, вычищаемое раз в несколько недель.

Много крови портил узникам и начальник тюрьмы Мехмед, сам бывший в прошлом преступник. Когда-то он служил в турецком флоте и попал в крушение на Черном море. Единственного спасшегося из всей команды, его подобрали русские моряки и доставили в Севастополь. Там Мехмеда приютили и обогрели, спасли от горячки, а по выздоровлении, приодев и дав денег на дорогу, отправили с попутным судном в Константинополь. Вернувшись, Мехмед совершил какое-то преступление и был приговорен к смерти на колу. Его уже посадили на острие кола, когда доставили фирман о помиловании. Жить Мехмед остался, однако сидение на колу даром не прошло, и теперь он ковылял на костылях. Непонятно по какой причине, но русских пленников колченогий Мехмед ненавидел особо, стараясь доставить им как можно больше неприятностей и трудностей.

— Кепек гяур москов! Неверная русская собака! — кричал он всякий раз, входя в тюрьму, и бросался со злостью бить ближайшего к нему русскою пленника.

Потянулись бесконечные и однообразные дни заключения — без воздуха и света, без пищи и известий о происходящем в мире. Рядом с тюрьмой располагалась крохотная православная церковь, поставленная когда-то по настоянию императрицы Екатерины. В ней по воскресеньям совершал богослужение под бдительным оком стражи греческий монах. Единственным утешением пленников был спасенный ими еще во время кораблекрушения судовой пес по кличке Колдунчик, прошедший с командой «Флоры» весь путь до Константинополя. К собаке турки отнеслись, как ни странно, снисходительно, что не скажешь о людях.