Битва за Дарданеллы - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Шигин cтр.№ 130

Несколько последующих дней оба императора почти не расставались. С утра они вдвоем проводили смотры войск, после обеда вели переговоры. Иногда, по просьбе Александра, Наполеон соглашался, чтобы к ним присоединился и Фридрих Вильгельм, но даже тогда французский император не замечал заискивающего пруссака в упор. Иногда оба императора гуляли по городу пешком, рассуждая о политике и философии. И Александр, и Наполеон явно симпатизировали друг другу.

«Я был крайне им доволен! – писал Наполеон жене Жозефине после первых встреч. – Это молодой, чрезвычайно добрый и красивый император. Он гораздо умнее, чем думают». О том, кто кого перехитрил в Тильзите, историки спорят и по сей день. Однако большинство склоняется к тому, что в конце концов хитрее оказался все же Александр. Он всегда внимательнейшим образом слушал Наполеона, громко восхищался его талантами и победами, нахваливал его соратников и, не стесняясь в выражениях, поносил его врагов.

– Ну, а как вам англичане? – спрашивал Наполеон своего собеседника.

– Мерзкая нация на не менее мерзком острове! – не моргнув глазом, отвечал российский монарх.

– Метко сказано, а главное – точно! – смеялся Наполеон и снова спрашивал: – Ну, а каково ваше мнение о Людовике Тринадцатом?

– Самый пустой и ничтожный человечишко в Европе! – тут же отзывался Александр, приводя в изумление Наполеона, прекрасно осведомленного о том, на чьи деньги веселится в Митаве этот бежавший Бурбон.

Александр тем временем поражал французского императора своими откровениями и предложениями.

– А не женить ли нам мою сестру Екатерину и вашего брата Жерома, сделав его королем Польши? Это бы поделило Польшу между нашими державами, причем в вашу пользу? – спросил он неожиданно.

Наполеон, уже не зная, где у русского монарха кончается здравый смысл и начинается фарс, замахал руками:

– Нет, нет и нет! Такое решение со временем обязательно приведет к столь большим распрям между нашими державами, о которых мы даже пока и не представляем! Не будем же создавать себе трудностей, ведь их у нас и так довольно!

Одновременно велись и полномасштабные переговоры. От французов их вел Талейран, от русских – старые екатерининские орлы Лобанов-Ростовский и Куракин. Александр желал этим показать, насколь серьезно он относится к возникшей ситуации, направляя на переговоры не таких молокососов, как Убри и Долгорукий, а тех, с чьими именами связано былое величие России. Один из русских историков так характеризовал поведение Александра Первого в те дни: «Ему нужно было усыпить малейшие подозрения Наполеона. Он решил не останавливаться для этого ни перед чем, даже перед унижениями. Ненависть к Наполеону не утратила ни силы, ни остроты, но он сумел ее скрыть и опасался обнаружить каким-нибудь неосторожным поступком…»

– Дались вам эти гнусные пруссаки! – пожимал плечами французский император. – Давайте лучше попросту ликвидируем это ничтожество. Половину вам, половину мне!

Момент был, конечно, исторический. Как знать, куда бы повернула вся мировая история, согласись российский император с предложением императора французского. Но Александр бился за Пруссию, как за собственное Отечество. В этом, впрочем, был свой резон. Ведь Пруссия была прекрасным барьером.

– Ладно, – согласился в конце концов Наполеон. – Оставим вашему любимому Фридриху кое-что на кормление, но много земли ему явно не по силам!

Человек дела, Наполеон тут же карандашом лихо обкорнал на карте прусское королевство более чем на треть. Часть земель он отдал полякам, другую, к западу от Эльбы, своему брату Жерому, образовав из них королевство Вестфальское. Пытаясь спасти хоть Магдебург, Фридрих Вильгельм вызвал в Тильзит свою красавицу жену Луизу. – Очаруй этого людоеда! – попросил он… – Я постараюсь, мой милый! – ответила королева.

Наполеон проявил к Луизе максимальную любезность, изощряясь в комплиментах и эпитетах. В одну из встреч он даже подарил королеве розу, но Магдебург все же у Фридриха Вильгельма отобрал.

Из собственноручной заметки Александра Первого, помеченной Тильзитом 24 июня / 6 июля 1807 года: «Я прошу только взамен очищения Молдавии и Валахии уступки княжества Иевер, Катторо и Семи Островов, для облегчения участи прусского короля возвратить ему 200 000 душ на левом берегу Эльбы, включая сюда Старую Марку, остальную часть Магдебурга и Галь-берштадта, которые, по признанию самого Наполеона, обещаны мне, и назначить Нетце и Древенец границами с герцогством Варшавским».

7 июля 1807 года был подписан договор о союзе, дружбе и мире между двумя императорами. Отныне Россия должна была воевать со своим вчерашним союзником Англией, присоединившись к континентальной блокаде. Кроме этого, Александр признавал Наполеона императором, как и все его завоевания. На торжествах по случаю перемирия Александр, нацепив поверх ленты ордена Андрея Первозванного ленту Почетного легиона, выглядел весьма довольным.

– Не так все плохо, – говорил он Куракину. – Мы не потеряли ни пяди своей земли, по-прежнему вершим политику в Европе, кроме этого, Наполеон поможет нам замириться с турками и даст свободу действий против Швеции.

Затем императоры дарили ордена. Александр вручил звезды Святого Андрея: Жерому, Талейрану, Мюрату и Бертье. Наполеон в свою очередь вешал кресты Почетного легиона русским сановникам. Но когда Александр предложил французскому императору наградить столь почетной наградой и Беннигсена, тот откровенно поморщился. Увидев это, Александр побледнел. Он понял намек Наполеона, не желавшего награждать убийцу Павла Первого. Для самолюбивого и мнительного Александра это была настоящая пощечина. Безродный корсиканец наглядно продемонстрировал ему, что в душе презирает как самого палача, так и Александра, стремящегося осыпать наградами убийцу собственного отца.

Уже вечером после торжеств французский император признался брату Жерому:

– Все было в общем-то неплохо! Единственно, что было противно, когда сын просил орден убийце отца!

Тильзитское стояние армий подходило к концу. Императоры разъезжались. За ними следом расходились по квартирам и армии. Наполеон возвращался в Париж через раболепствующую Германию. Франция встречала его с радостью, Наполеон торжествовал:

– Как бы ни сложилась моя судьба дальше, но Тильзит всегда будет моим самым счастливым временем жизни! – говорил он сидящему рядом в карете Талейрану.

За спинами толп, кричащих от восторга, стояли немногие, кто понимали, что самые большие жертвы французского народа еще впереди. На них шикали:

– Вы что не радуетесь величию Франции? Ведь император принес нам мир!

– Это не мир, а всего лишь передышка перед новыми побоищами!- отвечали немногие.

От них шарахались, как от чумных, и снова ликовали. Ах, если бы могли они заглянуть всего лишь на несколько лет вперед… Увы, это не дано никому!

У отъезжающего домой Александра Первого настроение было иное.

– Я знаю, что заключенный мною мир особой радости в Петербурге не вызовет! – вздыхал император. – Впрочем, ничего страшного в том нет. Поохают, как обычно, да перестанут!