— Кто украл? — приподнялась Сюнневе. — Проповедник тот?
— А не ведаю, девонька, они того и сами знать не знают. Горе, бают, великое на том человеке, злоба вселенская. А лет ему ой как много, потому как помереть не может…
Упырек все оживлялся, входил в роль. Оседлав крест, он замахал кулаками, завыл:
— Э-эх, похерил я жизню за копеечку!.. Хоть вы со мной посидите, не бросайте, ноченька-то сегодня какая!
Круглый и жирный, как масло, диск луны плавно пересекла тень женщины с распущенными волосами верхом на метле. Послышался игривый хохоток, и тень исчезла.
— Аринка Косая на шабаш полетела, — со знанием дела прокомментировал упырь. — Каждый годок ее вижу. Опять ведь не долетит, бедовая. Как обычно, в Липатовцах навернется… Ну так что, может, еще чего споете? Дюже душевно малец-то выводил…
Мы все злобно покосились на Виталиса, пребывавшего в глубоком параличе.
— Отрекусь! — злобно прошипела Мишка.
— М-м, дядь, ты не обессудь, пацанчик типа в творческом отпуске… Вот, может, мы чего сообразим?
На первый план решительно выперлись Юльки. Размахивая свитком, Юлия Секунда заявила:
— Я…
— Мы…
— Я и сестрица продекламируем вам отрывки из трагедии «Федра»! Сюжет избитый, переложение наше…
Юлька Первуха приняла томную позу, опершись на жезл, Юлька Вторая развернула свиток:
— Роли исполняют: Федра — Юлия Прима Макакция, кормилица — Юлия Секунда Макакция, остальные по очереди, как придется.
Мишку вдруг скорчило. Да, точно, помню, как она на Новый год страдала над этой самой «Федрой»…
Кормилица, поди сюда, родная,
Сижу и слезы лью, стеная…
Я в пасынка влюбилась, в Ипполита…
Утечь меня, о старое корыто!
Не надо убиваться недостойно,
Обделаем все тихо и пристойно…
Обманом завлеку я Ипполита…
— Не-э, — зевнул упырь, махнув рукой. — У нас барин, помню, любил такой театр показывать. Всех крепостных сгонял обычно… Насмотрелся я этакой тягомотины…
Юлии обиженно испарились, что-то ворча о том, что плебеи все равно не поймут высокого искусства. Я яростно заскребла репу, придумывая, что бы еще такое выкинуть. Со стороны, конечно, представляю, как сюрреалистично все смотрелось. Толпа духов сверху и неплохая тусовочка снизу пытается развлечь полусгнившего упыря. Надо это нам, а? Он вроде чувак мирный, зубами не клацает, сам весь пацифист такой…
Жупик вдруг закрутил лысой головой, вытянул морду вверх и деликатно так пару раз тявкнул. Мы тотчас же задрали головы кверху… ОГО! Вот это спецэффекты… Пятна на луне расползались багровыми потеками, как будто кто банку с вишневым вареньем грохнул… Вот бордовая лужица расползлась во все стороны, совершенно закрыв уютный сырный цвет. По кладбищу поползли дымные красные тени… Так, это что за непристойные намеки, я вас спрашиваю? У них что — до двенадцати территория как кладбище функционирует, а после как район красных фонарей?! Нехилый наезд…
Жупик опять тявкнул, возвращая нас на землю. Мы огляделись. Упырь неожиданно исчез, впрочем, как и все наши Помощнички. Вшестером мы растерянно толклись на небольшом пятачке земли, обнесенном солевой оградой.
— Нэ понимаю…— озадаченно протянула Сюнневе. — Что-то… Здесь какая-то ловушка… Будте осторожны…
— Сюнь, может, пойдем, а? — постучала я финке по плечику. — Вон мужика как от римского театра скрючило, сам отвалил на фиг! Все,миссия выполнена, можем грести валенками к Вийке с чувством исполненного долга!
Но Сюнневе задумчиво трясла рыжими косами и потирала лоб, изображая при этом на личике всю небогатую эмоциональную гамму. Перестраховщица, что с нее возьмешь…
Рядом с крестом что-то затемнелось, зашевелилось… А-а, упырюга в буфет отлучался, типа на антракт. Или в мужскую комнату — галстучек поправить, косточки поддернуть.
Но в красном свете луны рядом с крестом стоял вовсе не упырь. А один оч-чень знакомый нам молодой человек.
— Ленька! — выкатила я красивые глазки. — Ты откуда?!
Леонид стоял, безумно озираясь по сторонам, переступая с ноги на ногу. При этом раздавалось странное позвякивание.
— Ребята…— наконец выдавил он. — Где я? Что… вообще случилось?
Выглядел он уже не так свеженько, как при первом знакомстве. Джинсы выпачканы, рубашка вообще отсутствует, открывая нашим жадненьким взорам накачанный торсик (м-м, сможет ли мой Васенька подняться до таких высот… широт…), волосы растрепаны… На ногах зачем-то цепь чугунная!!! Это я разглядела, когда он подошел поближе. Причем скован пацан был странно — за большие пальцы ног.
— О мама-пилорама! — завопила я. — Лень, ты где так потусил мощно?!
— Вам больно? — запищала подружка.
— Обычай сковывать за большие пальцы ног…— Сюнневе вдруг решила переквалифицироваться в энциклопедиста и порадовать нас небольшой лекцией, но мы ее не дослушали. А жаль…
— Да, пацан, а у нас даже и плоскогубцев не валялось!
— Может, пошарить по периметру?
— Дебил, думаешь, кому в могилку набор «Юный техник» подсунули?!
— Обычай сковывать…
Вдруг налетел мощный ветер. Окончание фразы как Шоколад слизнул… Или Зефир? Путаюсь я в древнегреческой мифологии, даром что Мишка учила.
— Круг! — вдруг истерично воскликнула Сюнневе.
Слева от нее ветер разметал соль — образовался разрыв сантиметров в пять. Финка шлепнулась на колени и принялась трясущимися руками равнять линию. Ветер вырывал соль у нее из рук, белые струйки разлетались вокруг, Сюнневе вдруг начала всхлипывать…
Рядом с разрывом звякнула цепь.
Микайлина собирается
Обычай сковывать за большие пальцы ног известен давно. Так поступали с ведьмами… и колдунами. Потом их подвешивали на специальной лопате над водоемом и окунали в воду. Утонет — значит, невиновен.
Сомневаюсь, что он бы утонул. Я очутилась в большой светлой комнате. Стену прорезали разноцветные стекла витражей, посередине стоял длинный стол с тремя высокими стульями.
Больше мебели не было. Если, конечно, не считать того милого стульчика, на котором я сидела, стараясь не прислоняться к его игольчатой спинке. Хороший, кстати, способ сохранить осанку. Для большей верности я была привязана, а ноги мои украшали грубые деревянные чурки. Ой, вот врут все об изяществе испанской обуви…
Рядом на стульчике поменьше съежился Жупик, боязливо подтянув под себя хвостик и испуганно косясь на иголки. Лапы у него были связаны крест-накрест.
— Жупинька, неудобно тебе, сладенький? — хлюпнула я, отчаянно силясь не раскисать. Полли поблизости не было.