Я подавилась дымом:
— Проповедник? Коля, можно с этого места поподробнее?!
Коля склонил головку набок, припоминая детали и задумчиво ковыряя обертку от плавленого сырка.
— Он вроде и не священник был… Я имею в виду то, что в сан посвящен не был. Поэтому-то местный поп и не заподозрил конкуренции. Поселился проповедник у старосты, причем платил за постой весьма щедро. За неделю с лишком староста набрал на приданое для всех своих дочерей, включая и младшую — рябую дурочку.
— Откуда такие интригующие сведения? — поинтересовалась я, обкуривая висевший на стене плакат какой-то футбольной команды.
— От самого старосты. В архиве куча его записей, графоман он был страстный. Писал с дикими ошибками, конечно, но, с другой стороны, по одним его записям можно выучить историю всего района со времен первой обезьяны…
— Его записи и сейчас в архиве? — перебила я Коленьку.
Тот поморгал:
— Странно… Вот ты спросила, и я вспомнил, что Ленечка Озеров забрал кое-что под расписку на праздники, поработать. Сказал, что это нужно для курсовой. То есть забрал-то он, конечно, не все, такое количество макулатуры и самому Льву Толстому не снилось. Взял только то, что относилось к хотяевскому периоду. Как раз записи за восемнадцатый год…
Я еще раз мысленно посетовала на судьбу-индюшку. Ну надо же; вся нужная информация была у меня под носом, можно было просто позвонить Коле… И совсем не обязательно было красить волосы в цвет корейской морковки и уж тем более распечатывать новую пару колготок! Вот жизнь-то — хуже заседания кафедры! Я совсем было приуныла, но тут вспомнила, какой подарок мне готовит Алексиус к годовщине свадьбы… Это всегда помогало — настроение резко взмыло вверх, как и чашечка с былинными мотивами. Уж не знаю, от чего она так переполошилась — от моего ли хохота или психокинетической энергии.
— О, барабашка! — грустно констатировал Коля, наблюдая зависшую в воздухе чашку. — Опять соседи на дому лечат…
Тут я сообразила, что Колиными соседями и были Воронцовы. Ну, те самые… Слава богу, что Коленька уже ко всему привычный.
— Так что там с проповедником? — напомнила я.
— Да ничего особенного. Только он взялся митинговать на ярмарке, как туда приехала симпатичная бабенка из Ведьмеева…— И тут Коля со вкусом пересказал историю Вийки (хотяевская версия-триллер, толпы оживших мертвецов с вилами и косами, бледные и зашуганные мужички…). — После этого проповедник самолично возглавил карательную экспедицию, причем оказался в числе немногих спасшихся. В тот же день он уехал, даже не забрав вещей… Кстати, — оживился Коля, — мы их нашли! Представляешь?
— Что нашли? Вещи?
— Да-да. На том месте, где предположительно стоял дом старосты, Ленечка отыскал полусгнивший короб с книгами на латыни, посвященными ведьмовству, распознанию ведьм… Боже мой! — Коленьку вдруг перекосило, как мои новые сапоги после московского метро. — Там же был «Malleus maleficarum»
[4]
хрен знает какого года… Куда же мы его, а?
Я подозревала, что трактат вместе с остальными бебехами у ушлого Ленечки, но промолчала. Мораль сей басни такова — иногда нет ничего важнее соленых огурцов. Чтобы не пришлось переживать, что раритетная вещь ушла более трезвому, в то время как вы отмокали в утренней росе.
— Ладно, ладно, про… проглядели, в общем, ладно. Что-нибудь полезное, кроме книжек, было!
— Книжки! — стонал Коля, старательно щупал сбрызнутые одеколоном волосики (нет, за что люблю Алексиуса, так это за то, что вот такое «выдирание влас» он устраивает всегда легко). — Так хорошо сохранились, прямо мистика какая-то… там еще был железный ларец, но мы не смогли открыть, открывашка самим нужна была…
Я с грустью утопила окурок в заварке. Пепельниц Коля не держал. Ничего не попишешь, приходится признать, что визит к Коле был практически безрезультатным. Что ж, с чистой совестью я могу сдать этих инквизиторов племянницам, а сама займусь, пожалуй, Сюнневе. Еще вчера, когда я увидела ее в коридоре, то почувствовала, что с ней что-то не так. И только сегодня утром я поняла, в чем дело. Тетка Лета это тоже видит. И беспокоится. Ведь если такое случилось один раз, то может повториться…
По возвращении домой меня ждал сюрприз. Точнее, два сюрприза — Даниил Алексеевич и Ян Алексеевич Корвум. Мои огрызки, Тяпа и Ляпа.
Я устало ввалилась в прихожую, чуть не расцеловавшись с мраморной дурищей (чем я вообще думала, когда ее контрабандой оформляла как «100 кг хозяйственного мыла на нужды кафедры»), в тот самый момент, когда Данчик и Янчик проверяли, можно ли задушить человека в объятиях. Естественно, подопытным объектом была моя самая тихая племянница.
— А если вот так плечики стиснуть — загнется?..
— Не… надо прижать посильнее…
— Да не здесь, а вот тут… К груди прижимай, имбецил! — Чего-то она уже не дышит…
— Главное — шевелится, а дышать необязательно…
— А если ножки дергаются, это чего значит?..
— Типа «рада вас видеть!»…
— Шухер, мать!!!
Я в помещении летать не умею, но тут у меня даже получилось левитационное скольжение. Скинув туфли и не жалея новых колготок, я плавно, едва касаясь пола пальцами ног, заскользила к моим великовозрастным дитятям.
Закрутив одной рукой уши сразу двум сыновьям, второй я выдернула Мишкин скелетик из лап юных гестаповцев.
— Та-ак, мымрята!!| Что это за вакханалия? Почему не на Селигере?
— А мы и поехали…
— Но в первый же день…
— Просто пошли помыться…
— В местную баню…
— Стоим себе, тремся, как древнеримские нищие, друг о друга — мочалка-то накрылась…
— Тут — бац! — влетает какая-то старая матрона, то бишь злобная кошелка с неустроенной личной жизнью, рожей Бабы Яги и такими же комплексами…
— Как поднимет хай!
— Как погонит нас оттуда!
— Представляешь, ма, мы, все в мыле, бежали, Через все это село, все такие видные…
— А на четверых один тазик!
— Засада!
— Ну мы ей отомстили…
— А как — не скажем, но выгнали нас отовсюду, откуда смогли!
— И тазик отняли…
— Варвары! — вздохнула я, впрочем, беззлобно. К подобным выходкам я уже привыкла, да и никакого криминала тут нет.
— А племянницу-то зачем душили?
— Так мы не душили, а обнимали!!!
— МОЛЧАТЫ!!!
Мишка под мышкой отошла немного и пробубнила:
— Теть, вы прямо как бабуля…