Но потом я просто объелся, и мне пришлось отказаться от клюквенного торта и суфле из творога с лимоном. Хотя нет, суфле я кусочек попробовал. Оно было легким и пышным. Очень хорошим. Все было просто великолепным. Отличным. Настолько великолепным, что я не мог даже понять, каким образом достигается подобное совершенство.
Не мог я и понять Прима, что, впрочем, было неудивительно. Он пока еще ничего нам не сказал, и мне не терпелось побольше узнать. Я смотрел на него, а он лопал так же от души, как и мы все. Его аппетит не казался искусственным или наигранным. Может быть, он все же был человек.
– Откуда у ваших поваров рецепты? – спросил я.
– Есть не так много вещей, которых мы не знаем – даже такие относительно тривиальные вещи, как техника приготовления давних блюд, хорошо нам известны. Мои «повара»… – тут он хохотнул, – все это было сделано машинами. Мы только заложили данные.
– Ваша технология – просто фантастика.
Прим откинулся назад, воспитанно вытер губы розовой салфеткой.
– У нас нет технологии, – ответил он.
5
Я внимательно посмотрел на нашего хозяина. Если в его лице и можно было прочесть какие-либо эмоции, они были выражены такими ужимками, которых я понять все равно не мог бы. Я вспомнил, что он уже говорил относительно собственной принадлежности к человеческому роду. Временами я почти видел эту искорку, эту маленькую его частицу, которая светилась в угольно-черных глазах. По крайней мере, мне казалось, что время от времени я мог увидеть этот огонек человечности. Большую часть времени на лице его как бы застыла приятная маска, которая была обращена ко всем и вся. Я никак не мог понять, что же скрывалось за этой маской, что составляло самую суть этого существа. Что-то чужое, в этом я был уверен. Что-то таинственное, непроницаемое. Тень чего-то слегка жутковатого все время выглядывала из непроницаемого его обличья.
– Как это? – ответил я на его последнее утверждение.
– Как я и сказал, технологии у нас нет. То есть, я хочу сказать, что у Кульминации нет своей оригинальной технологии. Все, что у нас есть, было получено нами в наследство от великих, создавших множество технологий культур прошлого, – он обвел рукой все, что нас окружало, и продолжал: – На пример, это строение. Само по себе оно является технологическим чудом – самосовершенствующаяся, самозащищающаяся крепость. Ей, по меньшей мере, полмиллиарда лет…
– ПОЛМИЛЛИАРДА! – ахнул Юрий, поперхнувшись коньяком. Он прокашлялся и сказал: – Не может быть, вы шутите.
– Смею вас уверить, что ни в коем случае не шучу. Прах той расы, которая построила эту крепость, лежит в геологических слоях вместе с остальным, что они построили и совершили. Они всего-навсего память – причем очень слабая. Но эта крепость вечна. Разумеется, она сперва была построена не здесь. За время своей долгой истории она не раз переносилась с места на место, пока, наконец, не оказалась здесь, на Микрокосмосе.
– А зачем? – спросил Шон. – Что же такое Микрокосмос?
– Искусственная планета. Ее первоначальная цель была очень многосторонней. Мне кажется, что самое удобное было бы воспринимать ее как…
– Погодите минутку, – вмешался я. – Вы хотите сказать, что Микрокосмос построили тоже не вы? Что Кульминация – чем бы она ни была – не построила эту планету?
– Конечно, нет. Сам Микрокосмос – это реликт давно прошедших дней. – Прим наполнил свой стакан и продолжал: – Как я уже говорил, легче всего было бы представить себе это строение как, скажем, фрагмент давно прекратившего свое существование учебного центра, который занимался высшей наукой: сочетание университета, библиотеки, музея, исследовательской лаборатории и так далее. Это, по крайней мере, дает представление о первоначальной функции этого здания. Остальное не так-то легко воспринять, хотя надо отметить, что в идею этого здания была заложена и мысль о развлечениях, не только о работе. Кроме того, как ни странно, в нем была и определенная религиозная направленность. Что это было, мне вам трудно передать с помощью тех слов, которые известны. Если хотите, вы можете исследовать историю этого места, хотя я хотел бы сказать вам, что с точки зрения того, что вам придется тут делать, это вряд ли представляется важным…
– А что именно, – сказал я, – простите меня, что перебиваю, – но… все-таки…
– Нет-нет, ничего страшного, – откликнулся Прим. – Продолжайте, пожалуйста.
Я воспользовался той самой бутылкой коньяка, которую Юрий обнаружил среди дюжины прочих бутылок спиртного на столе. Это был очень качественный напиток, и, хотя я не мог назвать марку, коньяк не был никакой экзотикой. Просто первоклассное пойло. Я хлебнул из рюмки и сказал:
– А что именно нам предписывается тут делать? Нас протащили через всю Галактику, с одного конца на другой, мы оставили земной лабиринт далеко позади, приехали на самый конец дороги. Что теперь?
– А-а-а.
Прим уселся в кресле поудобнее, поставив руку со стаканом вина небрежным жестом на подлокотник. Он скрестил ноги, и жест этот показался мне настолько человеческим, что мне даже стало не столь страшно.
– Вне всяких сомнений, этот вопрос не впервые возник в ваших умах. Скорее всего, вы умирали от желания его задать. И я со временем отвечу на него. Но это всего лишь один из вечеров, когда мы с вами будем вот так сидеть и разговаривать. У нас есть очень много всего, о чем надо будет поговорить, поверьте мне, и мы не охватим этого за одну беседу. Сегодня я хочу просто очертить для вас широкие перспективы. Но, кроме этого, я хотел бы действительно дать вам что-то вроде предварительного ответа на этот вопрос. Вы находитесь здесь потому, что мы хотим, чтобы вы приняли участие в предприятии, которое может оказаться величайшим, самым значительным, самым прекрасным из событий, которые когда-либо происходили… буквально… за всю историю вселенной.
Я сказал:
– А медали за храбрость вы даете?
Тут мои уши просто ударила тишина замка. Я прислушался. Ничто в нем не шевелилось. Это место было мертво, старо и мертво.
Прим рассмеялся.
– Это было очень остроумно и весьма непочтительно. Но мне это страшно понравилось.
– Джейк, честное слово, не надо, – шепотом предостерегла меня Сьюзен.
– Нет-нет, мне решительно понравилось, – сказал Прим, видимо, услышав ее шепот. – И вас, наверное, удивит, что я понял, к чему это относится.
– Правда? – откликнулся я. – Тогда объясните это выражение мне. Сэм постоянно его употребляет, но я так и не понял, откуда оно взялось. Собственно говоря, Сэм сам не очень хорошо это понимает. Он подцепил это выражение еще от своего отца.
– А Сэм… ваш отец?
– Был моим отцом. Мой бортовой компьютер, который управляет всем моим тяжеловозом, запрограммирован частично на его элементах личности. Я зову его Сэм.