Бич Божий - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Шведов cтр.№ 53

– И что ответил Феодосий?

– Все в руках Божьих, – благочестиво вздохнул Маркиан. – Именно эти слова произнес император.

– Так он не собирается возвращать Пелагею? – ужаснулся магистр двора.

– Увы, – развел руками нотарий. – Феодосий считает, что воля Бога выше желания земного владыки.

– А Аттила?

– У Византии достаточно легионов, чтобы отразить нападение варваров. Это, разумеется, не мои слова, магистр.

Неприятности Евтапия на этом, увы, не закончились. Всесильного магистра двора, прежде входившего к божественному Феодосию без доклада, оттеснили в сторону ловкие и бездарные людишки, среди которых едва ли не главную роль играл префект Константинополя Леонидас. А из-за его спины рвались к власти полные ничтожества вроде комита Льва Маркела и трибуна конюшни Максимина. Эта партия, опасная близостью к императрице Евдокии, везде расставляла своих людей. Леонидас дошел до того, что предложил отправить в отставку с поста магистра пехоты дядю императора. И самое ужасное, он своего добился. Аспар никогда не был другом Евтапия, но его падение не принесло радости магистру двора. Дядя императора, франк по племенной принадлежности, стоял во главе партии варваров, весьма влиятельной в Константинополе. Смещение Аспара было ударом по армии, где варвары занимали высокие должности, и это накануне возможного вторжения гуннов. Магистром пехоты, по указу божественного Феодосия, стал Гелиодор, человек уже немолодой, но обидчивый и самолюбивый. Никаких полководческих талантов за ним до сих пор не числилось, а главным его достоинством было то, что он люто ненавидел Аспара и Евтапия, не делая между ними различий. Дуксом во Фракию был назначен еще один ставленник Леонидаса, высокородный Марпиалий, имевший опыт боевых действий, но по характеру легкомысленный и вздорный. К партии Леонидаса примкнул и комит финансов евнух Хрисафий, и это обстоятельство можно было смело считать началом конца сиятельного Евтапия. Ибо Евтапий и Хрисафий до такой степени ненавидели друг друга, что перед этой ненавистью меркли все прочие привходящие обстоятельства.

Загнанный в угол Евтапий тайно наведался в Евдомон, чтобы уговорами и посулами вернуть Пелагею в Константинополь. Увы, сестра императора осталась непреклонной, она ждала личного приглашения от божественного Феодосия и готовилась выставить ему свои условия. Похоже, Пелагеи было невдомек, что ее брат-император уже вполне освоился в новой ситуации и обрел «мудрых» советников в лице своей жены Евдокии и префекта Леонидаса.

– Либо я, либо она, Евтапий. Пока эта женщина находится во дворце, моя нога не ступит на мостовую Константинополя.

Евтапий готов был на руках отнести в столицу эту строгую, благочестивую женщину, но, увы, рассорить Феодосия с женой до такой степени, чтобы тишайший император прогнал Евдокию со двора, было выше человеческих сил. Обида сиятельной Пелагеи на невестку была столь велика, что перевешивала все разумные доводы магистра двора. Сестра императора ни разу не назвала Евдокию по имени и говорила о ней не иначе как «эта женщина». Пелагея заявила, что обрела в Евдомоне то, о чем мечтала всю жизнь, то есть покой и тишину, позволяющие ей всей душой отдаться главному делу своей жизни – служению Богу. Однако с монашеским постригом она не торопилось, и это вселяло в Евтапия кое-какую надежду.

– Передай моему божественному брату, что я не ищу ни мирских почестей, ни мирской славы.

Разумеется, Евтапий о словах Пелагеи даже не заикнулся, а к божественному Феодосию его просто не пустили. Что, бесспорно, было дурным знаком. Среди чиновников прошел слух, что дни Евтапия сочтены и в лучшем случае его ждет изгнание, в худшем – казнь. Расторопный Хрисафий уже готовился обвинить Евтапия в финансовых злоупотреблениях, что, между прочим, не так уж сложно было сделать. Ибо магистр двора, ослепленный своим могуществом, не раз запускал руку в императорскую казну и за время своего многолетнего служения божественному Феодосию сколотил состояние, равного которому не было ни в Константинополе, ни в Риме. И теперь его враги потирали руки в предвкушении раздела богатств, нажитых Евтапием непосильными трудами. В сложившейся ситуации магистру двора ничего другого не оставалось, как пойти на поклон к своему недавнему врагу, так же пострадавшему от перемен, сиятельному Аспару. Франк, находившийся в близком родстве с Феодосием, за жизнь и имущество мог не опасаться. И, возможно, именно поэтому он отнесся к предлагаемому союзу сдержанно. То есть не оттолкнул руку, протянутую магистром двора, но пожал ее без большого пыла и жара. К нынешнему магистру пехоты Гелиодору Аспар относился скептически, но рвать с префектом Леонидасом и особенно с сиятельной Евдокией не хотел.

Евтапий покидал дворец Аспара разочарованным. Маркиан вызвался проводить некогда могущественного магистра двора до ворот, но неожиданно подсел к нему в отъезжающую карету. Подобная бесцеремонность не могла не насторожить Евтапия. В какой-то момент он даже испугался за свою жизнь, ибо за нотарием Маркианом утвердилась слава человека решительного и на многое способного.

– Я разделяю твое огорчение, сиятельный Евтапий.

Мирное начало разговора успокоило евнуха, и он с интересом стал ждать продолжения. Однако Маркиан молчал и только пристально смотрел на слегка смутившегося магистра. Евтапию ничего другого не оставалось, как поддержать беседу:

– Меня удивляет, светлейший Маркиан, что ты, дожив до сорока лет, так и остался простым нотарием.

– Я беден, – вздохнул Маркиан, – в отличие от тебя, сиятельный Евтапий. Впрочем, нынешнее твое положение таково, что завидовать ему не приходится. По моим сведениям, указ о конфискации твоего имущества уже готов, осталось только уговорить Феодосия поставить подпись.

– Проклятье, – выдохнул расстроенный евнух.

– Почему бы тебе меня не усыновить, Евтапий? – криво усмехнулся Маркиан. – Детей у тебя нет и не будет, возраст почтенный. Зато ты поможешь вырваться из унизительной бедности молодому и одаренному человеку.

– Положим, ты не так уж молод, – холодно произнес магистр. – К тому же ты сам сказал, что вопрос о конфискации моего имущества уже решен.

– Я могу воспрепятствовать этому.

– Каким образом?

– Через своего хорошего знакомого трибуна конюшни Паулина.

– Но он же ничтожество, – поморщился Евтапий.

– Это ничтожество спит в постели сиятельной Евдокии, пока божественный Феодосий читает манускрипты.

– Откуда ты знаешь? – нахмурился магистр, которому эта сфера человеческих отношений была малопонятной в силу известных прискорбных обстоятельств.

– Это я поспособствовал Паулину в его блестящей карьере, – усмехнулся Маркиан. – Молодой человек проиграл в кости очень крупную сумму в одном из константинопольских притонов, и мне пришлось улаживать его дела. Деньги он не вернул, но, как человек благородный, согласился оказывать мне кое-какие мелкие услуги.

– А кто поручится, что, став моим «сыном», ты не отравишь меня на следующий день?