Сборщика, старика в выгоревшей красной рубахе, видно нигде не было.
Фарух почувствовал, что если бы его голова не была бы обрита на лысо, волосы на ней сейчас зашевелились бы и встали во весь рост.
— Ч-то… это… — не отводя взгляда от ожившего валуна, с трудом выдавил он из себя.
— Это? Камнееды, — равнодушно пожав плечами, пояснил Багадул. — Они живут там, в пещерах, а сюда, на открытое пространство вылазят днем погреться на солнышке. Они очень медлительны… Когда никуда не торопятся. Да и, вообще-то, они не злые. Просто иногда почему-то взбрыкивают и хватают всех, кто есть рядом… Но потом скоро выплевывают. Я имею в виду, они не едят людей. Они питаются камнями. От людей у них то ли изжога, то ли гастрит, господин сотник Секир-баши объяснял… Но у них мозгов — меньше, чем у комара. Не могут запомнить, что людей им есть нельзя, и жрут кого ни попадя почем зря. А у нас — сплошные убытки. Корзина вот была почти полная. Комплект сбруи тоже не дешево стоит — шорники совсем совесть потеряли. Веревка, опять же…
Фаруха передернуло.
— А старик?!..
— А что — старик?.. На его место другой быстро найдется.
— Неужели на такую ужасную работу бывают добровольцы?!
Багадул посмотрел на нового раба как на умалишенного, и если бы ему не было так жарко и так лень, то обязательно покрутил бы пальцем у виска.
Фарух истолковал этот взгляд по-своему.
— Но его же… Они же… Их же…
— Ну, и что? Какой-то ты изнеженный… Ну, да ничего. Я, когда только тут служить начал, тоже такой впечатлительный был. Но после первой дюжины как-то привык.
— А разве нельзя этих чудовищ перебить как-нибудь?
— Перебить?!.. Да скорее мы всех вас тут перебьем! Ишь, чего придумал!.. Камнеедов перебить!.. Да знаешь ли ты, что здесь — единственное в мире место, где они выходят на поверхность! И то, что сборщики собирают там, внизу — изумруды — это их навоз!
— Навоз?.. Изумруды?.. Да не может быть!.. Изумруды же добываются… Добываются… — Фарух растеряно замолк. Как добываются изумруды или, если на то пошло, рубины, топазы и прочие бриллианты, он никогда не задумывался, но в его представлении это было связано с продолжительным копанием темных узких тоннелей или шахт под землей большим количеством немытых бородатых людей с кайлами, масляными лампами и канарейками. Более того, он был почти уверен, что и чалму изобрели именно такие люди, потому что каски в Сулеймании находились еще в единоличном пользовании солдат, и делиться ими они не хотели.
Конечно, он читал и слышал не раз, что великий Гарун аль-Марун утверждал, что богатство — это навоз, но начинающему купцу и голову не приходило, что это можно понимать буквально, и что компоненты в этом предложении можно поменять местами!..
— Но неужели так?.. Никогда про такое не слышал… — изумленно качая головой, пробормотал Фарух.
— И не ты один, — снисходительно успокоил его охранник.
— Но ведь, наверное, можно тогда собирать камни ночью, при свете факелов, когда эти монстры спят…
— Свет ночью их притягивает, бестолковый. А реакция в темноте у них такая, что по сравнению с камнеедом муха покажется черепахой!.. — и, с минуту помолчав и задумчиво почесав под шлемом, добавил:
— М-да-а… Значит, мы лишились одного сборщика… Я так думаю, наверное, ты после обеда встанешь на его место. Посмотри на себя — хоть ты и росту среднего, но весу в тебе, наверняка, не больше пятидесяти килограммов будет. Вон, как скулы выступают. Даже морить голодом специально тебя совсем немного придется.
— Меня?!.. Но я не хочу!.. Я не могу!.. Я не умею!.. Пожалуйста!..
Фарух в панике попытался вскочить, но тут же наткнулся на острый конец пики Багадула.
— Не хочешь на веревке — сбросим так. Выбирать тебе, — равнодушно пожал тот плечами, и красные кожаные доспехи зловеще заскрипели. — Ну-ка, дай-ка я тебя опять свяжу — что-то больно ты прыткий… — и стражник, вытащив из-за пояса кусок колючей веревки, ловко скрутил ему руки перед собой.
Фарух обмяк, обессилено опустился на камни и закрыл лицо связанными руками…
Когда солнце, утомленное созерцанием пыльных испуганных людишек, копошащихся зачем-то на самом дне большой ямы, стало опускаться за горизонт, а темнота, потягиваясь, вылезать из различных пещер и расселин, куда она уходила отдыхать на светлое время суток, прозвучали гулкие удары гонга, и тягачи вытащили на поверхность своих сборщиков в последний на сегодня раз.
За все послеобеденное время отчаянно трусивший и чуть ли не подпрыгивающий при каждом подозрительном шорохе и стуке Фарух смог набрать только четверть небольшой корзины, и старшина его десятки, едва заглянув в нее, с уверенностью угрюмо бросил:
— Сегодня оставят без ужина. А если завтра до обеда не наберешь хотя бы две — то и без обеда. И нас с тобой заодно.
Понурившись, Фарух отвязал веревку, закинул корзину за плечи и, осторожно переступая с доски на досочку, зашагал по шаткому мостику на твердую землю.
У самого края сборщиков его моста уже поджидал надсмотрщик с большой, чуть ли не в рост человека, корзиной.
Сунув свой толстый короткий нос в корзинку Фаруха, он презрительно скривился и небрежно высыпал ее небогатое содержимое в свою.
— Без ужина, — как и предрекал старшина, небрежно объявил приговор он, поставив какую-то отметку у себя на пергаменте. — Следующий!..
Сзади уже толкали и напирали рабы из другой команды.
Топот копыт возник из ниоткуда — и вот из-за поворота вылетел конный патруль, в недобрый час нашедший юного купца-неудачника сегодня утром на своем пути.
Самый здоровенный всадник, завидев Фаруха, резко остановил коня — только галька из-под копыт полетела в разные стороны.
— Ну, как работка? — посмеиваясь в тоненькие, аккуратно подстриженные усики, весело поинтересовался он.
— Это ты! — обрадовался ему Фарух, как родному. — Охранник Амбабула! Это ты!.. У тебя остался мой кувшин! Ты положил его в седельную сумку, помнишь?.. Отдай мне его, пожалуйста!..
— Кувшин? — деланно удивился солдат. — Какой такой кувшин? Не помню никакого кувшина!
— Старый кувшин! Мой! Тебе твой командир велел его вернуть мне!.. Он ведь у тебя еще?.. Ты его не потерял? Не выбросил? — Фарух смотрел на него так, как будто решался вопрос его жизни и смерти.
— Ах, этот… Ах, командир… Ах, вернуть… — ухмыляясь, закивал головой развеселенный такой нелепой настойчивостью Амбабула. — А ты ничего не путаешь?
— Нет-нет!..
— А, по-моему, он приказал его выбросить…
— Нет!.. Я умоляю тебя — отдай его мне!.. Я награжу тебя!.. Что пожелаешь!..
— Когда придет твой корабль с золотом? — расхохотался охранник. — Не-а. Больно долго ждать. Выброшу-ка я его лучше, пожалуй…