Волшебная самоволка. Книга 3. ...И паровоз навстречу! - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Панарин cтр.№ 51

«Началось», – подумал парень.

– Я доложу вам композицию типа песня посредством сольного пения, – спародировал речь командира Лавочкин и приступил к изложению:

Невозможно рассказать

вам историю мою:

она – матом.

Как я стал маршировать

замечательно в строю

с автоматом.

Быстро форму дали,

мобилизовали,

и теперь, ребята,

мы солдаты.

Прапорщик отдал приказ:

«Нацепить противогаз!»

Я не могу передать,

что я чувствую сейчас!..

– Отставить карикатуру на вооруженные силы! – рявкнул Палваныч. – Ты, рядовой, не дезертир, ты диверсант. И в этот самый момент, когда мы с тобой, словно три тополя на Плющихе, если отнять один, находимся в глубоком тылу вероятного противника, ты подрываешь мой боевой дух пением издевательских стишков. Стыдно, Лавчонкин, стыдно.

– Лавочкин, – процедил сквозь зубы солдат. – А не нравится, так и не надо было требовать концертов. Я вам, товарищ прапорщик, не художественная самодеятельность.

Командир стал метать взглядом гневные молнии. У Коли промелькнула мысль: этак может загореться наваленная на сани солома.

– Господа, – сонно сказала Грюне, – не ссорьтесь. Пустое. Давайте лучше о ночлеге подумаем.

– Что тут думать? В следующем поселке найдем постой, – пробурчал Дубовых.

Некоторое время ехали молча, а потом Палваныч все же поставил точку:

– Песня, рядовой, должна иметь в себе идеологический стержень, иначе это будет не песня, а сплошной Валерий Леонтьев. Мне бы сейчас, в годину разлуки с любимой, впору спеть грустно. Как у Высоцкого было? «Гроб хрустальный на горе для нее. Сам как пес бы так и рос в цепи…» То-то же.

Дровни выехали к опушке, на которой примостилась скромная заимка в три дома и общий сарай. Из труб струился дым. Залаяла собака.

Прапорщик остановил лошадок.

Дверь одного из домов распахнулась, повалил пар, и в проеме нарисовался бородатый старец.

– Нам бы переночевать! – просительно крикнул солдат.

Дедок кивнул. Махнул костлявой рукой в сторону сарая, мол, распрягайте, хлопцы, коней. Закрыл дверь.

Палваныч, Коля и Грюне занялись кобылками. В основном, правда, девушка. Она проявила недюжинную сноровку.

В сарае обнаружились стойла, загоны для птицы и свиней, запас корма и воды. Пока хранительница и россияне обиходили лошадей, музыканты мялись на пороге хлева.

Руки Ларса нервно тискали лютню – близился восьмой час вечера.

Зашли в дом.

– Здорово, отец, – поприветствовал хозяина Палваныч.

Дед щербато улыбнулся, поклонился.

– Один живешь?

Старик будто в рот воды набрал.

– Вылитый Герасим, блин, – негромко оценил Коля.

Ему вспомнился стишок: «У меня была собака, я ее любил, но хозяйка приказала – я и утопил».

– Ты, батюшка, побеседовал бы с нами, – ласково сказала Грюне.

– Да я это… – выдавил из себя хозяин. – С людьми давно не говорил, все больше со зверьем.

Лавочкин усмехнулся:

– Ну, мы не зверье, конечно, но тоже собеседники.

– С-садитесь, гостюшки. – Старик неловко указал на лавку у стола.

Обстановочка в избе была спартанская. На грани нищенской. Но жить можно. Коля решил, что леснику роскоши и не требуется.

Все расселись, солдат и Грюне достали из мешков продукты.

– Эх, говори, Стольноштадт, разговаривай, Вальденрайх! – вдруг зычно воскликнул Ларс.

Он вновь нахлобучил «робингудовскую» шляпу, шибанул по струнам.

– Сядь, музыкант, – распорядился Дубовых.

– Бесполезно, товарищ прапорщик! – прокричал парень. – Восемь часов! Теперь придется терпеть.

Лютнист запел:

Переломлена нога, свернут нос малиновый,

Сотрясение мозгов и кранты рукам.

Я сегодня воевал с тещею любимою,

И пока у нас ничья. Чисто по очкам.

Ларс концертировал, остальные ужинали. Дед достал самодельного эля.

– Если этот ваш домрист не заткнется, я с ним сделаю то же самое, что и теща, – прорычал Палваныч.

Ответила девушка:

– Многие пробовали. Не помогает.

– Просто не обращайте внимания, – морщась, изрек Филипп.

А хозяину хижины нравилось. Откуда в его заимке музыканты?

– Послушай, Грюне, – заорал в ухо хранительнице Коля, – ты мне объясни, дураку: у вас же осталась куча первоклассного жемчуга после моей японской истории. Почему вы не купили лошадей сами? Пауль, конечно, виртуоз покражи, но в нашем положении можно было и не рисковать.

– Так да не так. Сельчане не знают настоящей цены жемчуга. Для них он всего лишь красивые мутные шарики. Настоящая торговля возможна в большом городе. И то мне довольно трудно объяснять покупателям, что я не воровка. Приходится иметь дело с ушлыми ростовщиками, которые сбивают цену. Ко всему, мои спутники – изрядные транжиры. Мы шли вместе из Дриттенкенихрайха через Наменлос, и не было места, где они ни покутили бы. Кирхофф вообще любитель к девочкам легкого поведения завернуть. Я несколько раз вылавливала его в домах терпимости. Его там в специальной камере запирали. Говорил: «Грешить бы рад, расплачиваться тошно». Ларс, как отпоет вечером, сразу в бутылку лезет. Совесть топит.

– Грюне, а ведь ты не замужем, – резко изменил тему разговора Лавочкин.

Девушка отстранилась, смерила солдата долгим жестким взглядом.

Лютнист и Филипп орали песню о садомазохистской любви: «Я не знал, что любовь может быть так жестока…» Палваныч что-то активно рассказывал старику. Тот слушал, широко распахнув рот.

Грюне встала, схватила лютню за гриф:

– Дай-ка, Ларс.

От неожиданности музыкант послушался.

Пальцы хранительницы вдарили задорный мотивчик.

Мягкий бархатистый голос стал звонким:

Меня сватал рядовой.

Но зачем он мне, на кой?

Ведь с военным что за жись?

Только смирно да ложись…

Мужчины засмеялись, Коля покраснел.

Вернув инструмент Ларсу, девушка села на место:

– Не обижайся. Твои устремления ясны даже без дара предвидения. Ты симпатичный мальчик, Николас. Правда, мне последние триста лет интересны более зрелые мужчины.

– Сколько ж тебе?.. – пролопотал солдат, всматриваясь в юное лицо Грюне.

– Не хами, барон, – с напускной обидой изрекла хранительница.