– Дело темное, – извлекая еще один документ и показывая Фурманову, заметил Скуратов. – Евдолия, дочь того жреца этрусского, до места, как я говорил, все-таки доехала, хоть и без аметиста. Так вот Евдокия Долгорукова-Крымская – ее прапрапра…внучка.
– Дошел, стало быть, камешек, – невольно присвистнул Владимиров и, глянув на прикусившего язык Баранова, сделал ему знак продолжать доклад.
– Это другой коленкор, товарищ, – тихо согласился Фурманов. – Стало быть, у кристалла судьба еще в будущем. Любопытно.
– Подведем итоги, – еле слышно предложил командир отряда. – Исторической и финансовой ценности камешек не представляет. Никому он, кроме директора музея, не нужен. Секрет его – способность перемещать владельца по реальности, если он вправлен в головной убор, – никому не известен. А вывод?
– Пусть в витрине пылится. Проверить сохранность и выставить караул дня на три, – заключил Фурманов, теряя интерес к теме разговора и вновь уткнувшись в таблицу предстоящих игр футбольного чемпионата и бланк тотализатора. – Пока аналитики наши не уймутся.
– Согласен, – подтвердил Скуратов. – Я сам съезжу. Сегодня под вечер и вылечу.
– Садко возьми, – посоветовал комиссар, не отрываясь от изучения служебных документов. – Изнылся весь, бедолага. По Руси соскучился. Ностальгия, говорит. Мало ему зверинца Дурова и березок в саду за штабом.
– Надо бы еще одного, – задумался Владимиров. – Может, Петруху?
– Дмитрий Евге-э-эньевич, – умоляюще сказал Скуратов. – Избавьте, христа ради прошу.
– Ладно, – решил Владимиров, – сыграем в рулетку. Добровольца вызовем.
– Ставлю пайковые на Петруху, – оживился Фурманов.
В зале послышался неясный шум – народ просыпался и кое-где для разминки даже флегматично хлопал в ладоши. Закончивший доклад Баранов, довольный собой и жизнью, бодрым аллюром возвращался в президиум.
– Господа, – вернул бразды правления в свои руки Владимиров, – доклад окончен. Надеюсь, что все мы, включая Задова, извлечем из него что-нибудь полезное и сделаем правильные выводы.
– Ага, – себе под нос подтвердил Фурманов, пока заммордух шагал к столу, – регламент в следующий раз ограничим вдвое.
– Втрое, – насупился Скуратов.
Фурманов мгновение посомневался, но здраво рассудил, что ссориться с потенциальным кредитором ему ни к чему. Комиссар с контрразведчиком обменялись крепким рукопожатием.
А Владимиров между тем продолжал:
– Торжественная часть закончена. Далее по распорядку дня и по случаю юбилея – банкет. Но есть еще один открытый вопрос. В реальность «Земля-812» убывает опергруппа в составе господ Скуратова и Новогородского. Работа профилактическая – эксцессы не ожидаются. Нужен еще один, но опытный товарищ. Желающие?
Народ еще сомневался, стоит ли менять банкет в руках на командировочные в небе, а Сусанин, сидевший у прохода в своем неизменном армяке, уже действовал. Сорвавшись с места и едва не споткнувшись, он метнулся к двери и уже оттуда убедительно потребовал:
– Меня пиши.
Убедившись, что искомый доброволец нашелся, Владимиров с чистой совестью закрыл собрание. Дружинники, принюхиваясь к доносившимся из отрядной столовой ароматам, разбрелись по теремкам и избам за фраками. В штабной палате остались только Владимиров, Скуратов и Садко.
Сусанин обернулся быстро. За пару минут – а терем его стоял как раз напротив штаба, – он успел из повседневного армяка переодеться в армяк походный. Отличались они, впрочем, только количеством заплат. Кроме того, свои валенки Сусанин сменил на онучи с лаптями, а в правой руке сжимал именные вилы с длинным рядом глубоких зарубок.
– Иван, – поморщился Садко, – тебе же по-русски сказали: на профилактику летим.
– Ничего, – хмыкнул ничуть не смущенный Сусанин, втыкая вилы в пол на глубину мизинца. – Авось сгодятся.
– Предусмотрительно, – заметил довольный Скуратов, одобрительно поглядывая на вилы. – Профилактика профилактикой, а бдительность утрачивать негоже. Вы, товарищ Садко, доклад плохо слушали.
– У меня слух музыкальный, – возмутился купец.
– В таком случае слушайте меня внимательно, – отчеканил сквозь зубы Скуратов, – Вылет через час. Форма одежды – согласно реальности места назначения. Рандеву у карусели. Свободны.
Садко презрительно усмехнулся и, зацепившись кафтаном за лавку, встал по стойке «смирно».
– Во-во, – чуть успокоился Малюта, разжимая зубы, – продолжайте в том же духе.
* * *
– Это что такое? – глядя на Садко, орал Скуратов спустя час у карусели. – Вы на маскарад собрались или на боевую операцию? Где вы видели в начале XIX века вязаные шапочки? И зачем вам лыжи, скажите на милость?
– Так там зима на носу, – вяло оправдывался гуслярствующий купец, неловко поворачиваясь и едва не выкалывая Малюте глаза лыжными палками. – Я же по вашей просьбе специально в метеослужбу главка звонил. Аналитики прогнозируют – завтра там от минус пяти до минус семи. Снежный покров до полутора локтей. Солнечно, ясно. Давление…
– Будет тебе давление, – пообещал Скуратов, забрасывая походный вещмешок на спину крупной расписной белой с желтым лебедушке. – Как вернемся, так сразу. За мной не заржавеет.
Карусель, набирая обороты, заскрипела шестернями и тихонько пошла по кругу. Сусанин сидел на огромном добродушном медведе, Скуратов – на персональной жирафе, которую побаивались занимать даже в его отсутствие, а облаченный в спортивный костюм с подогревом Садко Новогородский с журналом «Слалом сегодня» развалился в расписных санях.
Море и остров, сменяя друг друга, замелькали перед глазами десанта все чаще. Наконец карусель сочла, что набранная ею скорость вполне приемлема, и аккуратно начала перемещение. Уже исчезая, она спохватилась и все-таки включила громкую связь. Из старенького громкоговорителя послышалось патефонное шипение, и Александр Вертинский проникновенно пожаловался:
Я не знаю, зачем
И кому это нужно…
Кто послал их на смерть
Недрожащей рукой?
Суеверный Садко сплюнул на голову несчастного Петрухи, который до последнего упрашивал Скуратова поменять его на Сусанина, и сейчас был единственным на берегу провожающим и слушателем. Садко в Петруху не попал, и настроение у него почему-то испортилось. Десять минут спустя он понял почему…
– Ну и где твой снег, турыст? – ехидно осведомился мрачный Скуратов, когда карусель замерла на полянке посреди березовой рощицы, деревья которой еще были покрыты золотой листвой.
– Завтра, – неуверенно пообещал Садко, с сомнением поглядывая на лыжи.
– Ну-ну, – нехорошо прищурился Скуратов. – Слезай, Ваня, приехали.
Сусанин, охая и придерживаясь за поясницу левой рукой, сполз с медведя, ласково потрепав его ладонью по загривку.