Змеесос - читать онлайн книгу. Автор: Егор Радов cтр.№ 33

Разбуженный Верия открыл глаза и спросил:

— Что, уже все?

— Аа-х!.. — ответила ему Ольга Викторовна, потом выгнулась какой-то дугой, снова вздрогнула, и тут же одним решительным движением порвала свою золотую блузку, из которой немедленно вывалилась прекрасная грудь. Иван Петрович встал на ноги, откланялся и сел на свое место.

— Чудесно! — вскричал Семен Верия совершенно бодрым голосом, неожиданно для всех. — Ну, а теперь, товарищи, близится завершение нашего вечера, нашей службы… наших актов… Самое главное!

— Что это? — спросил Миша Оно, с завистью поглядывая на умиротворенно курившего Ивана Петровича.

— Это — смысл, товарищи! А смысл — это смерть. Сейчас мы совершим жертвоприношение.

Все молчали, только Афанасий Чай в своей шубе дико засмеялся.

— Одного из нас сейчас нужно убить, товарищи, и вы наглядно увидите, как он полностью, до конца сдохнет и никуда не переродится. А убьем мы сегодня… — тут Верия задумчиво осмотрел все общество, задержав взгляд на Мишином лице, — пожалуй, вас, Иван Петрович.

— Что? — спросил тот. — Нет, я не могу… Мне сегодня нельзя.

— Тем лучше! — крикнул Верия. — Вы — человек пожилой, но еще не старый, не младенец, поэтому приносить вас в жертву нелогично. Кроме того, вы — не муддист. Значит, именно вы — лучшая кандидатура.

— Не надо, стойте… — пробормотал Лебедев, пятясь к двери.

— Держать его!

Тут же двое мужчин, проявив неожиданную быстроту и смекалку, схватили Ивана Петровича под мышки, ударили его несколько раз по морде, удовлетворенно отметив выступившую из губы кровь, и прислонили к стенке с черным кругом, не отпуская мм на миг.

— Не стоит! — жалобно проговорил Иван Петрович, слегка шепелявя из-за крови внутри рта.

— Необходимо. — заботливо сказал Семей Верни, доставая длинный тонкий нож, похожий на спицу. — Сейчас мы все, товарищи, будем наблюдать сцену умирания. Вообще чрезвычайно любопытная сцена, надо вам сказать! Я где-то читал, что главный смысл состоит именно в моменте умирания, а особенно хорошо это видно при публичной казни. Тогда кто-то может успеть «схватить», «поймать» переход, эту грань; для этого и существуют казни, чтобы «протащить» момент смерти в реальную для нас действительность. Но он ускользает от нас, уходит, как рыба из протянутой к ней в воде ладони, как нечто не существующее и никогда не бывшее, как воспоминание о разгаданной тайне. А?

— Ну конечно, — сказал Миша Оно.

Во время этих рассуждений Верия твердо сжимал свой нож, постоянно готовый осуществить данную ножу миссию в этом мире. Иван Петрович плакал и шептал:

— Не надо убивать меня, я создан только что, я люблю свою жизнь!

— Верь в то, что не воскреснешь! — торжественно сказал Верия.

— Верую!

И Семен Верия медленно-медленно вонзил свой нож в сердце Ивана Петровича. При этом он говорил:

— Вы видите его лицо, ему все хуже и хуже, кажется, что есть некий переход, боль, кошмар; он будто становится жидкостью, чтобы после газообразной стадии стать бесплотным эфиром; он словно видит все тайны, весь мир и истинных богов; видит картинки всей своей жизни, некий лиловый блеск где-то внизу; черную трубу, угасание, выход, и… Смерть! Все кончено, это был простой физиологический обман; его больше не существует. Слава Великой Мудде!

Верия гордо выдернул нож из мертвого тела. Он отступил, убитый упал лицом вперед, и на черном бумажном кругу остались пятна крови. Все остальные стояли молча, думая о тайнах и смыслах, и что-то высшее роилось в. их душах и сущностях, словно приобщая их к себе.

Миша Оно отвернулся и стал тихо плакать. Потом он сказал:

— Я не верю вам, он не исчез, он вернулся к себе!

— Посмотрите сюда! — жестко сказал Верня. — Его нет здесь. Это просто мертвое тело!

— Да. — ответил Миша. — Но я знаю, кто он теперь. Его зовут Леопольд Эльясовнч Узюк, и он не в вашей власти.

— Это чепуха! — насмешливо заявил Верня. — Иван Петрович Лебедев умер.

И так все происходило. Посреди размалеванной настоящими символами комнаты, наполненной сумасбродными набожными людьми, стоял Миша Оно и сладостно грустил, вспоминая свою предшествующую пустоту и настоящее непонимание серьезности всех вещей, что были вокруг него. Он, наверное, был абсолютно правоверен и предан обязательной для всех идее, поскольку не чувствовал ни страха, ни особенного интереса к своему наличному бытию; и лишь грусть сейчас охватывала его от только что совершенного умерщвления друга, который так недавно насладительно крутил руль в машине на длинной пустой дороге. Миша совершил вдруг совершенно четкий поворот «кругом» и медленно пошел в сторону коридора и двери, желая покинуть это время и место своей истории, чтобы нечто новое, приготовленное ему где-нибудь еще, поскорее приняло бы его в свои неизвестные объятия. У двери человеческие руки схватили его плечи, Миша повернулся и увидел Афанасия Чая в шубе, который проникновенно улыбался и, кажется, был так же грустен и элегичен.

— Пойдемте быстрее отсюда, мне это надоело, сейчас приедут органы охраны порядка, а мы не в том состоянии, чтобы завершить день в камере, пахнущей сыростью и несвободой. Я предлагаю вам вместо этого небольшое развлечение, пойдемте, пойдемте, пойдемте…

— Эй, вы! — раздался вдруг зычный голос Семена Верия. — Куда это вы собрались? Стойте, а не то…

— Побежали! — крикнул Афанасий, выталкивая Мишу из квартиры на лестничную площадку с силой злого хозяина, вышвыривающего гостя взашей после глупой ссоры. — Быстрее, иначе все!

Они засеменили вниз, слыша, как разъяренные муддисты бегут за ними, перемежая ругательства с собственными литургическими словами. Миша с Афанасием выскочили наружу, немедленно подбежали к лиловой машине, сели в нее и тронулись с места прямо перед носом у преследователей; и из-за рычания мотора они услышали только «касарюру!» из всех проклятий, которые посылал им Верия, а в стекло заднего вида можно было узреть печаль на лице голой Ольги Викторовны, но скоро все исчезло. За рулем сидел Миша, они ехали назад по тому же шоссе, и где-то вдали был Центр.

— Чудно! — воскликнул Чай. — Как мы их?

— Нормально, но я не понимаю вас. Вы ведь такой же?

— Разве у нас может быть что-нибудь такое же? Все есть только то, что есть, и, потом, мне стало скучно. Вообще, Для меня это несерьезно, я — другой.

— А кто вы? — спросил Миша.

— Я — наркоман, — гордо сказал Чай. — И не обычный «ширяльщик», а — Почетный Наркоман Отчизны, Кавалер Ордена Хрустального Шприца второй степени, неоднократный рекордсмен мира, как по самой большой дозе, так и по скорости попадания в вену; также мне принадлежат многие рецепты наркотиков, очень высоко оцененных на дегустациях и вошедших в рацион самых придирчивых гурманов в нашей области… В своем деле я — большой авторитет!