Повелительница снов - читать онлайн книгу. Автор: Ирина Дедюхова cтр.№ 32

Она твердо знала, что впервые Пастер задумался о некоторых вещах, принесших ему в последствие всемирную славу, еще в юности, только приступив к изучению медицины. Он любил все подсчитывать, был очень бережлив к деньгам. А эта блестящая мысль о кипячении, которую, в последствии, назвали «пастеризацией», его осенила, когда он проанализировал количество летальных исходов при родах, принимаемых акушерами и студентами-медиками. Эти гады, оказывается, плохо промывали руки после обязательного при изучении медицины препарирования трупов и заносили в родовые пути трупный яд! Вот где лежали истоки его открытия!

Но на вопрос учительницы о том, откуда она это узнала, Варька чуть не брякнула, что ей это сказал сам Пастер. Она вовремя спохватилась и промямлила, что забыла название той книжки. Потом она стала без зазрения совести ссылаться на Большую Советскую Энциклопедию, которую все равно никто не читал. Нет, со школой ей совершенно неожиданно повезло. Даже физик искренне смеялся, когда она толком не смогла ответить на вопрос, откуда она знает, что перед попыткой измерения скорости света опытным путем один немецкий профессор скушал глазунью из пяти яиц и побил прислугу за прокопченный кофейник.

— Понимаете, Владлен Иванович, пятерка была для него всегда счастливым числом. А, кроме того, он решил, что бегать с фонарями будут его голодные студенты, а он, на полный желудок, будет стоять с зеркалом или хронометром. Но он был очень аккуратным, и взбеленился из-за кофейника, подумав, что этой ночью вот так же, из-за чьей-то недобросовестности у него может сорваться доклад на ихнем научном обществе.

— Нет, Варвара, ты не виляй! Ты прямо скажи: это так и было написано в Большой Советской Энциклопедии? Ой, уморила! Давай, я тебе тоже пятерку поставлю, раз это такое счастливое число для всех физиков.

Среди преподавателей она считалась неисправимой фантазеркой и детской врушей, но они полагали, что делу это не вредит. Это был краткий период в советской педагогике, когда считалось, что фантазия способствует развитию творческих способностей. И класс, обычно шумный, замирал на ее докладах, погружаясь в историю. Дети сидели задумчивые, вслушиваясь в волнующие отголоски времен в своих душах.

Почти круглосуточное пребывание в школьных стенах кроме призов и грамот за успешное формирование нового человека приносило и некоторые другие, не совсем приятные плоды, которые школа щедро собирала по переменкам. Со звонком учителя мгновенно ретировались, девочки тоже скидывали все с парт в портфели и стремительно покидали класс. Там начиналось буйство не выбегавшихся, незагруженных посильной физической работой подростков с переворачиванием парт, разрушением стульев, перестрелкой чужими портфелями. После звонка девочки входили в класс только после учителя. Однажды посреди перемены туда неосмотрительно сунулась Варька и приняла на себя удар находившегося в свободном парении портфеля какого-то математически одаренного гада.

Учеба так увлекла ее, что она даже не сразу заметила этого странного мальчика, сидевшего на последней парте. Только однажды, когда его вызвали к доске, у нее почему-то сжалось сердце, и забилась, заболела душа. Больше его она уже не выпускала из виду. Именно он насторожился и презрительно усмехнулся на ее докладе про Пастера, когда она не смогла сказать учительнице правду. Она была готова поклясться, что и ему известно, чем Большая Советская Энциклопедия отличается от призрачного шепота в сумерках наступающей ночи. И еще она, несомненно, уже где-то встречала этого крупного, мрачноватого парня с безликой фамилией Иванов. Вот только где и когда? На переменках Иванов пытался слиться с бездумным диким весельем одноклассников. Он скакал вместе с ними по партам, участвовал в побоищах или вел с ними скучные, утомительные разговоры о марках, фантастике, сложных заданиях по тригонометрии и зажигательных бомбах. Но Варя видела, что, не смотря на все это, Иванов вызывает у них неясное ощущение страха и преклонения. С этими чувствами бунтующие подростки, конечно, пытались бороться, но в спорах и словесных стычках Иванов легко выигрывал, иногда без нужды показывая свое интеллектуальное превосходство. Поэтому между мальчиками частенько происходили физические стычки. В этих драках Иванов проявлял какую-то взрослую ожесточенность, нападая на будущего, еще не проснувшегося от сна детства антипода. Иванов был блестящим учеником по всем предметам. Однако ему, зачастую несправедливо, из мелочных придирок учителя ставили двойки. Конечно, стыдно, но ее радовало, что в новом классе нашелся-таки человек гораздо более Варькиного раздражавший учителей. Им никак не удавалось поставить его на свое место. Он и так твердо стоял на своем, воспринимая окружающее с высокомерной холодной усмешкой. Но в своих ответах он никогда не допускал Варькиных оплошностей, на все вопросы он имел четкие ссылки на самые фундаментальные пособия, которые, очевидно, изучал достаточно серьезно.

Вообще-то в это время Варька стала проявлять заметный интерес к противоположному полу, этим объяснялся и возникший у нее интерес к собственному гардеробу. Но, поскольку она проводила практически весь день в школе, то выбор ее был ограничен, в основном, одноклассниками. Позади Вари сидел полноватый мальчик Олег. Ей казалось, что она слышит его тихие трусоватые мысли, в которых он никак не мог для себя решить — влюбляться ему в Варю или нет? Его и тянуло к ней и что-то останавливало. Эти терзания мальчика то трогали, то раздражали Варю. Неужели ему даже в любви были нужны гарантии? Олег боялся, что став слишком зависимым от нее, раскрывшись ей, он будет уязвимым и смешным в глазах окружающих. Как будто он был закрыт для нее или неуязвим! Как будто любовь могла быть для кого-то унизительной! Иногда он ей даже звонил по телефону и просил почитать свои стихи — он подсмотрел, что Варька что-то там пишет такое столбиком. Слушая ее стихи, он только шумно сопел и вздыхал. А однажды он стащил ее промокашку, на которой она долго что-то писала на уроке химии. Варя обернулась и увидела, что он был потрясен написанным. Ее это даже удивило. Она никогда не думала, что старинная боевая песня, переложенная ею на современный язык, так тронет этого явного самовара. Олег робко посмотрел на нее и вернул промокашку. С этого дня он навсегда оставил ее в покое, может быть к лучшему для себя.

Ой-я! А-ой!

Выберу день и сражусь я с тобою,

Враг — ты по мне!

К солнцу с рассветом я встану спиною,

Спина к спине!

Панцирь воловьей продубленной кожи,

Не защитит!

Натиск сдержать мой тебе не поможет

Из дерева щит!

Ой-я! А-ой!

У нее накопилось уж целых два письма от Леньки, а она ему все не отвечала. Она понимала, какой это подвиг для Леонида — написать корявым прыгающим подчерком две странички в клетку. Для нее они вообще были полной неожиданностью, как снег на голову. Их еще надо было пережить, как землетрясение. Что это там с ним вообще приключилось?

Ленькины письма вносили некоторую сумятицу в стройную систему Варькиного жизненного устройства, давшуюся ей с таким трудом. "Никто ей не нужен, потому что она никому не нужна. Да и сами-то они себе-то нужны? Убогие!", — именно такие скромные мысли были написаны на физиономии Варвары два последних месяца, когда от Леонида вдруг пришло еще одно письмо. Варвара поняла, что все это входит в какую-то систему, а с системами на математике ее приучили обращаться осторожнее.