— А ты считаешь, что Всемогущему Богу следует жить во вшивом клоповнике типа «Холидей инн»? Я что, по-твоему, псих какой-то? Ровно в девять вечера. Пока.
Майкл надел зеленый вельветовый костюм, недавно купленный в «Наполеоне», прихватил кейс из испанской кожи от «Леве», спустился в лифте с пятнадцатого этажа и вышел на улицу. Через несколько секунд желтое такси с горящим огоньком «свободно» загромыхало по Лексингтон-авеню, пробиваясь сквозь шквальный ветер и пелену снега. (Каждый год в это время одна и та же навязчивая идея одолевала Майкла: «Мне необходим личный водитель — я заработал хотя бы на эту малость».) Остановив такси, он залез в уютный салон, сиденья которого пахли старой кожей и краденым сексом.
— Башня Нимрода, — бросил он водителю-ямайцу в вязаной шапочке, с дредами и золотыми зубами. — Пятая авеню и…
— Да знаю, где это, шеф, — за что же еще вы, богатая публика, мне платите, как не за то, чтобы все знать? За что же еще вы кидаете мне столь щедрые чаевые?
Они пересекли Мэдисон-авеню, свернули на Пятую. Уже февраль, но город, казалось, никак не хотел расставаться с рождественским холодом: красные и зеленые огни светофоров, покрытые изморозью, переливающаяся в свете фонарей поземка. У пятьдесят шестого номера ямаец остановился.
— От двери к двери, э, шеф? — весело подмигнул он.
Майкл заплатил 9.50 по счетчику, подумав, добавил три доллара чаевых.
Охранников он узнал моментально — Мануэль и Джордж. Первый — высокий, тщедушный и суровый пуэрториканец, не говоривший по-английски, второй — самоуверенный и беспутный афроамериканец, оба одеты в ярко-малиновые френчи, которые миссис Нимрод выписала из Багдада. Днем охранники главным образом служили приманкой для туристов, прямо кусочек «Тысячи и одной ночи» в центре Манхэттена, но после восьми вечера представление заканчивалось, и деклассированный сброд, пытающийся из чистого любопытства вломиться в небоскреб, быстро обнаруживал, что эти парни — настоящие охранники с настоящим огнестрельным оружием.
— Buenas noches, сеньор Прит, — угрюмо буркнул Мануэль. Его тропический шлем поблескивал в розоватом свете, который просачивался из атриума.
— Какие новости о Пу-Ба? — поинтересовался Джордж, скорчив уморительную гримасу.
Медвежий кивер высотой в два фута выглядел на его голове как загнанный на дерево опоссум.
— Он в Японии, — ответил Майкл.
— Покупает ее? — хихикнул Джордж.
— Не совсем, — уточнил Майкл, потому что мистер ирод намеревался купить всего лишь остров Якусима.
Майкл вошел в атриум — ослепительно сияющее помещение, эпическое, гулкое и грандиозное, блистающее полированной бронзой, серебристо-серым с красными прожилками мрамором, привезенным из Брешии. Лифт проносил его мимо этажей с разноязычными магазинами. Уровень «А» — испанский «Леве»; уровень «Б» — французский «Журдан»; уровень «В» — немецкий «Бек»; уровень «Г» — итальянский «Пинейдер». Сгорбленное отражение Майкла перелетало с этажа на этаж, отскакивая от начищенных до блеска бронзовых вывесок — сутулые плечи, залысины, изможденное лицо с запавшими печальными глазами. Он вышел на уровне «Д», этаже, откуда начинал свое извечное низвержение многоскоростной каскадный водопад, в данный момент поставленный на «медленно». Проходя мимо антикварного салона Нормана Крадера, Майкл на ходу предъявил свой пропуск охраннику-вьетнамцу и шагнул в открытый лифт.
Пентхаус занимал шестьдесят третий этаж. «Заоблачный замок, — задумчиво бормотал Майкл, а барабанные перепонки вибрировали от сумасшедшей скорости подъема. — Небесный Сан-Симеон», — решил он, покидая лифт. На входной двери из цельного полированного дуба красовалось бронзовое кольцо, вставленное в ноздри бронзового же минотавра. Майкл постучал.
Дверь ему открыл Бог. В конце концов, ведь именно ак величал себя обитатель пентхауса.
— Привет, Я — Бог, — приветливо поздоровался хозяин. — В макроэволюции, квантовой механике и еврейской истории меня называют Богом.
Снова этот странный голос, только на этот раз профильтрованный давлением в ушах Майкла.
— Майкл Прит.
— Знаю, — молвил выдававший себя за Божественную Сущность. И добавил: — Все.
Смуглая кожа, стрижка а-ля «доблестный принц» и глубокие шоколадные глаза не позволяли сразу отнести его к какой-либо определенной национальности, возраст и пол тоже не поддавались определению. Несколько женственная грудь обтянута белым шелковым домашним халатом.
Они пожали друг другу руки.
— Полагаю, вам нужны доказательства, — продолжал владелец пентхауса, но уже с легким упреком.
Он повел Майкла в зал, застеленный ковровым покрытием, таким мягким и шелковистым, что гостю показалось, будто ноги его ступают по гигантскому куску сливочного масла.
— Полагаю, вы ожидаете какого-либо знамения.
Они обошли великолепный концертный «Стейнвей», оказались возле стеклянной панели размером с площадку для игры в сквош.
— Вуаля, — изрек хозяин, махнув рукой в сторону занесенного снегом города.
Раз уж я Бог, Мне легко было предоставить Майклу Приту убедительные доказательства. Сначала одним мановением руки изменил погоду. Исчезли снег, холод, февраль. Ап, и вот в Нью-Йорке знойная летняя ночь, нет ни слякоти, ни ветра. На термометре — девяносто один градус по Фаренгейту.
Это произвело на Майкла сильное впечатление, но его неверие сменилось сначала удивлением, а потом ужасом и потрясением лишь после того, когда Я заполнил небеса светящимися серафимами, поющими: «Неприступная крепость — Наш Бог», а улицы заполонили шеренги херувимов, раздающих жареных индеек бездомным алкоголикам.
Конечно, Я все вернул назад. Восстановил время года, отправил домой ангелов, стер все это из коллективного сознания. Если чрезмерно вмешиваешься в земные дела, как Я давно заметил, люди впадают в хроническое обалдение и забывают Мне поклоняться.
— Выпьешь?
— Да-а. Вы-пью. Пожалуйста.
Майкл был настолько потрясен, что выронил свой знаменитый кейс.
— Вы действительно Бог? Сам Бог?
— С тех пор, как Себя помню.
— В это трудно поверить. Вы меня понимаете, да? У Вас есть бренди, господин Бог, сэр?
Всемогущий неторопливо подошел к книжным полкам из красного дерева и взял два сверкающих коньячных бокала и хрустальный графин с медового цвета жидкостью.
— Хочу, чтобы ты Мне рассказал кое о чем, но, чур, начистоту. Исповедь, если угодно. Учитывая, что ты убежденный католик, возможно, Мне следует позвать священника…
— Зависит от прегрешения, — пробормотал Майкл, мрачно обдумывая реальность своего помешательства. — Если простительное…
— Ты ведь ненавидишь Даниила Нимрода, не так ли? — резко прервал его Бог, наполняя оба бокала бренди.
Челюсть у Майкла отвалилась, а разом оглохшие уши оттопырились.