Богатели и урсулинки. Во-первых, они стали получать щедрое содержание из королевской казны, а кроме того — подаяния от верующих и подачки от знатных приезжих — в благодарность за усердную актерскую игру.
Весной и летом 1634 года экзорцисты добивались не столько изгнания бесов, сколько новых доказательств виновности Грандье. Требовалось установить — желательно по свидетельству самого Сатаны, — что кюре действительно являлся колдуном и заворожил бедных монахинь. Однако, как известно, Сатана — Отец Лжи, и, стало быть, его свидетельству грош цена. На это Лобардемон, его подручные и сам епископ Пуатевенский заявили, что даже дьяволы обязаны говорить правду, если их понуждает к этому священник римско-католической церкви. Таким образом, любые вопли истеричной монахини отныне приравнивались к божественному откровению. Эта новая доктрина пришлась инквизиторам очень кстати. Недостаток у нее был только один — ранее ни о чем подобном никто не слыхивал. Еще в 1610 году собрание ученых-теологов обсудило вопрос о приемлемости «свидетельств дьявола» и вынесло следующее решение: «Мы, нижеподписавшиеся, доктора парижского факультета, рассмотрев некие вопросы, доверенные нашей компетенции, пришли к выводу, что обвинения, выдвигаемые демонами, а тем более полученные вследствие экзорцизма, не могут быть приняты судом в качестве доказательств; более того, мы полагаем, что, даже если сии экзорцизмы происходили в непосредственной близости от Святых Даров и сопровождались клятвой, произнесенной Именем Божьим (сама эта процедура, с нашей точки зрения, является незаконной), ни в коем случае не следует принимать на веру слова дьявола, ибо известно, что он лжец и Отец Лжи». Далее в документе говорится, что Сатана — заклятый враг человека, и потому готов вынести любые муки, лишь бы повредить христианской душе. Принимать во внимание свидетельства дьявола означает подвергать опасности людей добродетельных и благочестивых, ибо именно они вызывают у Нечистого самую большую ненависть. «Ибо и святой Фома (книга 22, вопрос 9, статья 22) утверждает, ссылаясь на мнение святого Хризостома, что дьяволу нельзя верить, даже когда он говорит правду. Мы должны следовать примеру Христа, повелевшего демонам молчать, даже когда они сказали правду, назвав Его Сыном Божьим. Никогда нельзя отдавать под суд тех, в чей адрес дьяволы выдвигают обвинения. Именно так и поступают судьи во Франции, не признавая подобных оговорок». Двадцать четыре года спустя Лобардемон и его коллеги поступили прямо противоположным образом. Экзорцисты пренебрегли соображениями человечности и даже религиозной традицией; агенты кардинала впали в ересь, одновременно нелепую и опасную. Исмаэль Бульо, священник-астроном, служивший под началом Грандье одним из викариев собора Святого Петра, назвал новую доктрину «нечестивой, ошибочной, предосудительной и отвратительной, ибо она превращает христиан в идолопоклонников, подрывает самые основы христианской религии, дает простор клевете и позволяет дьяволу приносить в жертву людей, причем не Молоху, а адской и злобной догме». Но кардинал Ришелье отнесся к «адской и злобной догме» с полнейшим одобрением. Этот факт подтверждают Лобардемон и автор «Луденской демономании» Пилле де ла Меснардье, личный врач его высокопреосвященства.
«Свидетельства дьявола» добросовестнейшим образом записывались и принимались на веру, причем именно такие, в которых нуждался Лобардемон. Например, ему было угодно, чтобы Грандье оказался не просто колдуном, а жрецом «старой религии». О пожелании комиссара стало известно, и сразу же один из «бесов» признался (этому посодействовал один из кармелитских монахов, производивших экзорцизм), что, вселившись в тело монахини, прелюбодействовал со священником, а за это Грандье взял ее с собой на шабаш и назначил принцессой при дворе дьявола. Грандье же утверждал, что в жизни не встречался с этой девицей. Поверили, разумеется, не священнику, а Сатане, потому что сомнение было бы святотатством.
Как известно, некоторые из ведьм имеют дополнительные сосцы, а другие — нечувствительные участки кожи, которых касался палец Нечистого. Если ткнуть иглой в такое место, ведьме не больно, и крови нет. У Грандье дополнительных сосцов не оказалось. Значит, у него непременно должны были сыскаться «пятна дьявола». Где же именно они находятся? 26 апреля настоятельница дала ответ. Всего «пятен» у Грандье, оказывается, пять: одно на плече, на том самом месте, где палач ставит клеймо преступнику; два на ягодицах, у самого основания; и еще по одному на каждом из яичек. Чтобы проверить истинность этого заявления, хирург Маннури провел экспериментальное исследование, более всего похожее на вивисекцию. В присутствии нескольких врачей и двух аптекарей подсудимого раздели догола, сбрили все волоски с его тела, завязали ему глаза, после чего хирург стал тыкать в него длинной острой иглой. Когда-то, в гостиной прокурора Тренкана, кюре позволил себе потешаться над напыщенным и невежественным хирургом. Теперь настало время мщения. От боли кюре кричал так, что крик вырывался через заложенные кирпичом окна и был слышен собравшейся на улице толпе. Из официального протокола дознания нам известно, что удалось обнаружить лишь два пятна из пяти, названных настоятельницей, но и этого оказалось вполне достаточно. Метод, использованный хирургом, оказался прост и эффективен. Несколько раз ткнув осужденного острым концом, он потом незаметно переворачивал иглу и тыкал тупым. Чудодейственным образом испытуемый не кричал, да и крови не было. Значит, там и находилось «пятно дьявола». Если бы испытание продолжалось дольше, то несомненно, обнаружились и все отметины. К несчастью, один из аптекарей (чужак, прибывший из города Тура) оказался менее доверчивым, чем сельские лекари, привлеченные комиссаром для участия в эксперименте. Аптекарь, увидев, как Маннури жульничает, поднял шум. Тщетно — его мнение было проигнорировано. Зато все остальные участники исследования проявили себя самым лучшим образом. Теперь Лобардемон мог утверждать, что союз Грандье с Сатаной — научно подтвержденный факт.
Но вообще-то, конечно, можно было обойтись и без науки. Связь осужденного с адскими силами сомнений не вызывала. Когда арестанту устроили очную ставку с монахинями, они набросились на него, как свора псов. Бесы орали во всю глотку, что именно этот человек заставил их вселиться в тела монахинь. Это он каждую ночь в течение четырех месяцев бродил по монастырю, приставая к христовым невестам и нашептывая им непристойности. Лобардемон и его писцы старательно все это записывали. Протокол был должным образом составлен, подписан и скопирован. С теологической точки зрения, вина тоже была доказана.
Чтобы еще больше подкрепить обвинение, экзорцисты разыскали в кельях «вещественные доказательства». Все они появились там чудодейственным образом, причем некоторые (что звучало особенно удивительно) были «выблеваны». При помощи этих «знаков» добрые сестры и были околдованы слугой дьявола. Например, среди «знаков» оказался клочок бумаги с тремя каплями крови и восемью апельсиновыми зернышками. К этому был прибавлен пучок из пяти соломинок. Затем — сверток, в котором лежали щепки, червяки, волоски и гвозди. Самое главное вещественное доказательство нашла сама мать-настоятельница. 17 июня, когда в ней бушевал бес Левиафан, она выплюнула изо рта кусочек сердца ребенка (во всяком случае именно так предмет был идентифицирован самим бесом), принесенного в жертву на шабаше близ Орлеана в 1631 году. Не удовлетворившись этим, Иоанна предъявила также оскверненную просфору и несколько капель крови и семени Урбена Грандье.