Книга сияния - читать онлайн книгу. Автор: Френсис Шервуд cтр.№ 11

Тринадцатилетняя Рохель, сидя в темной комнате своей бабушки, взяла из лужицы в свече теплый воск и принялась лепить из него разных зверушек — кошку, рыбку, двух овечек. Тогда она уже понимала, что звезды собираются лишь в очертания животных и никаких настоящих животных в небе нет. Что фигурки, выходящие из окошек астрономических часов, на самом деле христианские апостолы, что стеклянные окна в костеле девы Марии перед Тыном — вовсе не печальные глаза призрака (хотя осторожность ей там все же соблюдать не мешало). Что император, обитающий в замке на Градчанском холме — не просто надменный и капризный человек, а правитель Священной Римской Империи, которому следует повиноваться, и что Карел, тот симпатичный старьевщик, потерял свои ноги с великой болью. А главное, что все девочки ее возраста уже просватаны, но ни одна семья не хочет, чтобы их сын вышел замуж за нее, Рохель.

В комнате ее бабушки все же было одно окно, его можно было открыть, и в теплые дни Рохель видела листву дерева за стенами Юденштадта. Там, на ветвях, сидели птицы. Рохель представляла себе, что это жаворонки, птицы радости, соловьи, павлины и даже (почему бы и нет?) фениксы, что возрождались из пепла и жили вечно.

По реке плавали утки, головки селезней были оперены зеленым, ярким как изумруд. Рохель представляла себе, какими бывают изумруды, потому что знала самоцветы по нитям для вышивки. Нити бывали изумрудно-зеленые, сапфирово-синие, янтарно-желтые. Лебедино-белые — как снег. Ее бабушка была старой, как Моше [25] и медленной как сироп, стекающий с черпака. А мул Освальд был сладок как мед.

В восемнадцать лет, наконец-то мужняя жена, держа в ловко порхающих пальцах серебряную иглу, Рохель сможет делать наряды столь роскошные, что за них будут платить высокие цены. А Зеев, ее супруг, — добрый, славный человек с большой сапожной иглой, более грубым материалом, более сильными руками, — будет обувать людей, которым весь день приходится топать по дороге. Вместе они сумеют заработать себе на жизнь, нарожают детей, Рохель станет матерью и обретет почет среди женщин. Она будет Зееву хорошей женой — так она обещала Ха-шему.

Городской глашатай прокричал:

— Двенадцать, и все спокойно!

А Рохель тихо повторила благодарственную молитву:

— Благословен Ты, Создатель Вселенной. Ты сохранил в нас жизнь, поддержал нас и позволил нам благополучно достичь сего часа.

Император как раз собирался рассказать своему доверенному лекарю, как все вышло и почему он все-таки решил остаться в живых, но тут раздалось шарканье ног и голоса в коридоре. Затем бургграф Праги, быстрый как змея, проскользнул в императорские покои, временно превращенные в лазарет, а за ним — целая свита советников. Все они носили меха, отметил Рудольф. Ближе всех к императору, чуть покачиваясь на высоченных каблуках, которыми были снабжены его туфли, оказался глава гильдии мясников. «Йезус Мария, — удивился Рудольф, — неужели мясник решил, что его сюда звали?» Суматоха в коридоре продолжалась, на сей раз ее устроили монахи и монахини. Несомненно, шпионы в соборе святого Вита славно постарались, распространяя новости среди святош всех мастей. А кто известил гильдии столяров и плотников? Рудольфу очень хотелось бы это знать. Может быть, они собрались изготовить императору гроб? Ясно дело, прибыл сюда и толстяк Тихо Браге с серебряным носом, который держится на физиономии зацепленными за уши шнурками, заменяя настоящий, утраченный. А к придворному астроному прицепились этот дьявольский карлик Йепп и это пугало огородное Кеплер, который и в лучшие-то времена выглядел озабоченным, а сейчас и вовсе напустил на себя похоронный вид. Как пить дать — тревожится, что станет с его положением придворного математика и астронома, если император вдруг отправится к праотцам. И все эти гости — ввалились, как ряженые на Святки, разодетые в пух и прах. Все эти казначеи и бургграфы… пусть они теперь кланяются и, точно холопы, скребут пол. А вместе с ними главный распорядитель, императорский конюший и камерный оркестр, который вдруг грянул «Recercada Doulce Memoir» Диего Ортиса.

— Стоп-стоп. Помилосердствуйте!

— Император повелел прекратить, — объявил Розенберг, верховный бургграф.

Трио трубачей приложило к губам свои золотистые инструменты и выдало славный залп.

— Вацлав, — выдохнул император, — спаси меня от всей этой шушеры. Я сейчас слишком слаб.

Тем не менее люди входили в спальню один за другим. Императорские пекари и бакалейщики, целая толпа кондитеров, ювелиры, художник Шпрангер, автор «Венеры и Адониса» и «Марса и Венеры», а также Хофнагель, ученый, во всех подробностях изучивший природу и воспроизводство жуков и бабочек. Еще Оттавио Страда, антиквар, а с ним не кто иная, как его дочурка, любовница Рудольфа. Из-под ее поспешно наброшенного халатика выпячивалось чрево — Анна Мария была на сносях.

— Ах, Руди, Руди, — сладко пропищала Анна Мария. — Что ты с собой сделал?

И водрузила на императора свои объемистые телеса, что едва не достигла успеха там, где не справилась бритва.

— Анна Мария, я собираюсь пожить еще хотя бы денек, любовь моя, мой соловей, моя кошечка. Дай мне дышать, возлюбленная моя драгоценная, звездочка моя ненаглядная.

Вацлаву и еще двум слугам пришлось поднять звездочку.

Вездесущий кастрат Пуччи — некогда красивый мальчик, а теперь пухлое существо неясного пола, похожее на нахохленного голубя, — тоже был тут. А затем Рудольф узрел гостей, которых уж точно никто не звал. Евреев. В императорскую опочивальню явился не только придворный еврей Майзель, перед которым Рудольф во многих отношениях был в долгу (настолько во многих, что ему решительно не хотелось лишний раз об этом вспоминать), но также дряхлый пражский раввин, рослый рабби Ливо, облаченный в халат с поясом и непременным желтым кружком. «Н-да, — подумал император, — эта птица, похоже, не поленилась долететь сюда из самого Юденштадта».

— Проклятье! — заорал Рудольф. — Когда этот чертов Петака нужен, никогда его под рукой не оказывается!

Двое пажей как раз взяли Петаку на привязь и вывели подышать свежим воздухом.

— Что все это значит? — осведомился Рудольф. — Почему вы все здесь?

— Они слышали…

— Что они слышали?

— Что вы занедужили, — ответил Вацлав. — И теперь опасаются за ваше здоровье.

Окинув толпу презрительным взглядом, император пробормотал:

— Опасаются за мое здоровье?! Невероятно!

Тем не менее он сел в постели поровнее. Вацлав поправил простыни. Розенберг водрузил Рудольфу на голову императорскую корону. И снова последовал залп золотистых труб.

— А теперь послушайте вот что, — начал император голосом сильным и суровым.

По толпе разнеслось хриплое шиканье.

— Ложная весть, неизвестный источник. Не притворяйтесь, будто что-то знаете. Жизнь суть путешествие, в которое посылает нас Господь, и мудрость Его бесконечна. Звезды сияют в небе, а все, что кажется здесь неладным, в свете истины приходит в самый что ни на есть превосходный порядок. Что вверху, то и внизу, а что внизу, то и вверху. Поставьте зеркало перед вашими собственными грехами. Вот вам мои слова.