Птица малая - читать онлайн книгу. Автор: Мэри Д. Расселл cтр.№ 60

Наконец спустя немалое время Д. У. поднял на нее взгляд — настолько напряженный, что его глаза почти не косили. Энн видела, что он принимает решение, и сохраняла строгий нейтралитет, стараясь на него не влиять. Когда Д. У. заговорил, его голос был так же лишен акцента, как лицо — защиты:

— По-вашему, это будет нормально выглядеть? Здесь не будет подозрений, — он помедлил, прежде чем сказать, — в пристрастности?

— Д. У., я не стала бы спрашивать, если бы считала, что есть хотя бы малая вероятность этого.

Она хотела сказать: «Все в порядке. Его легко любить — я понимаю», и продолжила:

— Думаю, другие одобрят, и полагаю, что для Эмилио это будет очень важно. В духовном смысле. — Она прокашлялась, смущенная, что произнесла это слово. — Надеюсь, вы не против, что вторгаюсь в вашу сферу…

Д. У. отмахнулся:

— О дьявольщина, нет. Конечно нет. Я доверяю вашему суждению. Вы, Энн, намного ближе к нему, чем когда-либо был я.

Он посмотрел на Энн, чтоб увидеть, приняла ли она это, затем потер воспаленные, налитые кровью глаза, выделявшиеся на его бледном скособоченном лице, и сказал:

— Ладно. Я не против. Он идет первым. При условии, что выход не покажется опасным! Мы может спуститься туда и решить, что это чертовски опасно для любого.

— Ох, Д. У! Мой дорогой человек! — воскликнула Энн. — Да если вы хотя бы подумаете не выпускать нас из катера, я прогрызу дыру в этом самолете. Только попробуйте меня остановить!

Д. У. рассмеялся, и она решила обойтись без объятий, но протянула ему руку. К полному изумлению Энн, он взял ее кисть, поднес к своим губам и поцеловал, не спуская с нее косого взгляда.

— Спокойной ночи, госпожа Эдвардс, — сказал Д. У., галантный настолько, насколько можно быть, несмотря на свитер и парение в невесомости. — Спите хорошо, слышите?

В эту ночь все они, каждый по-своему, готовились как к смерти, так и к некоему воскрешению. Одни исповедовались, другие занимались любовью, кто-то спал, измотанный, и во сне видел своих детских друзей или давно забытых дедушек и бабушек. Все они, каждый по-своему, пытались прогнать страх и привести себя в согласие со своей жизнью до этой ночи и с тем, что могло случиться завтра.

Для многих настал кульминационный момент, который оправдывал решение, сколь бы мучительным ни был путь к нему. Для Софии Мендес это был способ примириться с тем, о чем даже сейчас она могла думать лишь как о «днях до Жобера». Для Джимми Квинна — окончание переживаний по поводу того, что он был не прав, оставив свою мать, и прав, когда решил жить собственной жизнью.

Для Марка Робичокса и Алана Пейса тут было ощущение, что они прожили свои жизни правильно, и уверенность, что их творчество Господь признает молитвой, коей они всегда считали свою работу, и надежда, что Он позволит им служить Ему сейчас.

Для Энн и Джорджа Эдвардсов, для Д. У. Ярбро и Эмилио Сандоса экспедиция была важной потому, что придала смысл всей их прежней жизни: случайным поступкам, решениям, спонтанным или тщательно продуманным, принятым в самые разные моменты, но в конце концов приведшим их в новый неизвестный мир.

Я совершил бы все это снова, думал каждый.

И когда пришло время, каждый из них ощутил спокойное одобрение этого примирения с собой — даже когда грохот, жар и тряска возросли до ужасающей силы, когда казалось все менее и менее вероятным, что самолет не рассыплется на куски, и все более и более возможным, что они сгорят заживо в атмосфере планеты, имени которой они не знали. Я там, где хотел быть, думал каждый. И благодарен, что я здесь. Каждый по-своему, все они вверяли себя Божьей воле и верили: что бы ни случилось сейчас, это должно произойти. И все они возлюбили Господа — по крайней мере, на эти минуты.

Но Эмилио Сандос возлюбил Его сильнее всех и, избавляясь от страха и сомнений, воздел к Нему руки, пока остальные цеплялись за рычаги, за ремни, за подлокотники или за руки других. И когда отупляющий рев моторов уменьшился, а затем оборвался в тишину, почти столь же оглушающую, казалось лишь естественным, что Эмилио двинулся к воздушному шлюзу и, открыв люк, один шагнул наружу, в солнечный свет звезд, которых он не замечал, пока был на Земле, и наполнил свои легкие ароматами неизвестных растений и упал на колени, плача от радости, после долгого ухаживания ощутив, как заполнилась пустота, и поверив всем сердцем, что его долгий роман с Богом наконец завершился супружеством.

Те, кто видел его лицо, когда Эмилио рывком поднялся на ноги, смеясь и плача, и повернулся к ним, сияя, широко раскинув руки, осознали, что стали свидетелями возвышения души и что этот момент они будут помнить до конца своих жизней. Каждый из них испытал частицу такого же ошеломляющего ликования, когда они выглянули из катера, и вывалившись из технологической утробы, пошатываясь и моргая, ощутили себя заново рожденными в новый мир.

Даже Энн, здравомыслящая Энн, позволила себе насладиться этим чувством и не стала его принижать, рассуждая вслух, что это, вероятно, обычное облегчение из-за того, что обманули смерть, соединенное с резким падением в мозгу кровяного давления, явившимся следствием отмены Жирного Лица и Цыплячьих Ног. Все они, даже Джордж, с его склонностью к атеизму, ощущали себя исполнителями миссии Провидения.

Дни, последовавшие за высадкой, были наполнены восторгом и весельем. Словно дети, угодившие на экскурсию в Эдем, они придумывали названия всему, что видели. Съешь-меня и слоновые птицы, прыгуны и гуляны, сплошь-черные иезуиты и сплошь-коричневые францисканцы, пенистые и ползуны, шлангоносы и белкохвосты. Зеленые карлики, голубоспины, цветолицы и Ричард Никсон, разгуливавший на четвереньках в поисках пищи. Затем черно-белые доминиканцы — дабы завершить их коллекцию монашеских орденов. И черепашьи деревья, чьи наполненные семенами стручки напоминали панцири черепах; арахисовые кусты, коричневые цветы которых состояли из двух лепестков; ступни младенца с листвой нежной, как лепестки роз; и свинские растения, чьи листья смахивали на уши свиней.

Здесь было все. Воздух, чтобы по нему летать; вода, чтобы плавать в ней; почва, чтобы в нее зарываться; растительность, чтобы ею кормиться и в ней прятаться. Принципы были те же, форма вытекала из функции: тянись к солнечному свету, показывай себя во всей красе, дабы привлечь партнера, разбрасывай множество отпрысков или получше заботься о нескольких, предупреждай хищников яркой расцветкой, что ядовит, или сливайся с фоном, чтобы тебя не нашли. Но от красоты и изобретательности здешних животных захватывало дух, а пышность растительной жизни ошеломляла.

Энн и Марк, чьи глаза вооружало знание эволюции и дарвиновского отбора, были вне себя от восторга, видя все это. С разными интонациями оба раз за разом восклицали: «Боже, это потрясающе!» И когда остальным уже хотелось в изнеможении рухнуть на траву, можно было слышать голос Энн или Марка, звавший негромко, но настойчиво: «Вы должны на это посмотреть! Быстрее, а то он убежит!» — пока все они не пресыщались красотой, новизной, изумлением.