Я ответил улыбкой. Здесь было с кем переброситься словом.
— А как реально обстоят на флоте дела?
— Полный порядок. Многие парни боятся. Многие никогда не сходят на берег. Что они в Африке потеряли?
— Но почему все-таки именно солдаты не осмеливаются покидать борт? — спросил я, хотя уже и догадывался об ответе.
— Потому что снаружи ничего нет. Empty. Zero. Zilch
[13]
.
— А откуда вы это знаете?
— Потому что я с первого часа — читатель Spex
[14]
.
— Ах, Spex, — вздохнул я. — Ну, хорошо. Если бы вы могли раз и навсегда поведать миру какую-нибудь цитату из The Smiths
[15]
— если эта история будет однажды опубликована, — капитан-лейтенант Матиас Альфонс Альтмайер, то говорите сейчас, пожалуйста.
— I’d like to drop my trousers to the queen
[16]
.
— Вот именно, — сказал я.
Безводная война
Разговор с ветераном «Чако» Бернхардом Фишером. Парагвай. 2004
Война «Чако» — почти забытый сегодня военный конфликт 1932–1935 годов между Боливией и Парагваем из-за северной части Гран-Чако
[17]
. Боливия с 1852 года заявляла претензии на эту ненаселенную область. Еще за десятилетия до начала войны обе стороны начали проникать в здешние степи и болота, строить там форты и создавать укрепленные позиции. Поскольку в этом районе предполагалось наличие значительных месторождений природных ресурсов, прежде всего нефти, и Боливия в сотрудничестве с американской «Стандард Ойл» собиралась провести бурение пробных скважин, а Парагвай, со своей стороны, уступил свои нефтяные концессии компании «Бритиш петролиум», то после множества пограничных инцидентов и перестрелок в 1932 году дело дошло до открытой войны, которая велась обеими сторонами с особой жестокостью и стоила огромных потерь.
В этой степной окопной войне в последний раз применялся в бою — обеими сторонами — устаревший арсенал времен Первой мировой: неподвижные пулеметы, ручные гранаты и огнеметы, а также бипланы. Оружие поставлялось из Европы — прежде всего из Франции, Великобритании и Чехословакии, а также из Северной Америки.
В боях парагвайцы сумели одолеть превосходящих их по численности боливийцев и по завершении войны получили большую часть спорной области. Боливия потеряла примерно двести тысяч квадратных километров своей территории. Парагвай удвоил территорию своего государства, впрочем, так и не сумев захватить боливийские нефтяные поля у подножия Анд, в окрестностях Камири. Всего в этой войне погибли пятьдесят тысяч парагвайцев и около шестидесяти тысяч боливийцев.
Бернхарду Фишеру восемьдесят четыре года. Хотя ему никогда не доводилось бывать в Германии, он, кроме местного гуарани
[18]
, свободно говорит на немецком языке своих предков, окрашенном саксонскими диалектизмами. Он сидит с женой Магдаленой Фишер перед своим деревенским домом на северном краю Такарути — поселения на холмах в восьми километрах от Nueva Gemania, Парагвай. Немногочисленные куры Фишеров копаются в песке у их ног. Бернхард Фишер прослужил два года ефрейтором во время войны с Боливией, с 1933 по 1935 год. Его бабушка и дедушка в 1888 году эмигрировали в Парагвай вместе с Элизабет Ферстер-Ницше
[19]
.
Кристиан Крахт: Господин Фишер, что было на той войне хуже всего?
Бернхард Фишер: Самым тяжелым испытанием, конечно, была жажда. Позднее эти события даже назвали «безводной войной». Вода не поступала на фронт. Железнодорожные рельсы, по которым нас доставляли к месту боевых действий, обрывались километрах в ста шестидесяти от передовой. Там наверху не было никаких дорог, только кусты да степь. Мы срезали кактусы и высасывали из них влагу, откапывали какие-то круглые корни, но потом и их не стало, тогда мы стали мочиться в походные фляжки и пили это.
Кристиан Крахт: Что входило в ваше снаряжение?
Бернхард Фишер: Мы получали карабин и шерстяное одеяло, которое носили в скатку через плечо, еще боеприпасы на ремне, который проходил через другое плечо и на груди перекрещивался с одеялом — здесь, вот так. Полгода я прослужил в расчете тяжелого пулемета. Мы выдалбливали samu-ú — бутылочные деревья
[20]
— и сидели внутри их, это были наши пулеметные гнезда, возвышающиеся на два метра над чако, оттуда нам все было видно как на ладони. Каждый из нас имел походную флягу и ранец с продуктами. Еды-то было достаточно, только пить нечего. А еще мы могли охотиться с маузером. Фронт проходил за много сотен километров от Асунсьона, там, где чако переходит в боливийские Анды. Помнится, однажды я увидел птиц, описывающих круги на линии горизонта — тогда я сказал своему офицеру: там, где есть птицы, должна быть и вода. Мы добирались туда, помню, целый день, и там действительно оказалась маленькая грязная заводь. Мы наполнили водой все, что у нас было с собой, все фляжки, свиные пузыри, ведра — все это мы потом на дощатых носилках несли обратно к ребятам, но через два дня все емкости опять опустели, и нас опять терзала ужасная жажда.
Кристиан Крахт: Вас ни разу не ранило?