Головы Стефани (Прямой рейс к Аллаху) - читать онлайн книгу. Автор: Ромен Гари cтр.№ 43

Сомнение коснулось его внезапно, как легкая тень… Пустота, отсутствие мысли… Он провел рукой по лбу.

Возраст. Но у него еще оставалось несколько славных лет впереди, и ему хотелось прожить их красиво: закат солнца, ярко-красный, великолепный… Апофеоз.

Африкандер еще раз взглянул на фотографии, которые держал в руках, — чтобы вновь поверить в себя. Провал был немыслим. Только не с этим.

Он провел это дело крайне тщательно…

К нему вернулось чувство юмора, и он рассмеялся. В общем, можно было сказать, что в этом деле он продемонстрировал лучшее, на что был способен.

Он услышал голоса у себя за спиной и обернулся: они были здесь.

Молодежь. Всякий раз, когда он встречался теперь с молодыми арабами, ему становилось не по себе. Он посмотрел на них, стараясь из вежливости не задерживаться взглядом на их европейских одеждах. Ничто его так не раздражало, как подобные упущения во внешнем виде у подножия родного города Корана. «Прогрессисты»… Когда он общался с ними, у него складывалось впечатление, что от всех накопленных им знаний арабского мира, его традиций и нравов, его привычного мышления, его прошлого и его грез не было больше никакого проку.

Когда, например, он вежливо пригласил их пройти в шатер, чтобы там вкусить несколько мгновений покоя и тишины, которые обязательны перед серьезными разговорами, они показали рукой, что нет. Не надо кофе, не надо терять время, не надо политесов. Они торопились, и спешка означала конец ислама… Она означала Запад. Даже их речь была полна иностранных слов, а интонационный рисунок выглядел плоским, без следа эмоций. Разговаривая с «ними», он тщательно избегал чересчур литературных выражений и традиционных формул, чтобы не показаться старомодным.

Он протянул им снимки, наблюдая за произведенным эффектом с тайной гордостью автора. Двое молодых людей — им вряд ли было больше двадцати пяти — долго изучали их один за другим, порой обмениваясь взглядами. Затем тот, что был помоложе — его звали Талат, и это было древнее шахирское имя — сказал, подняв глаза на африкандера:

— Это отвратительно. Немыслимо… Это не по-арабски…

Его спутник смотрел в землю, как будто ему было стыдно.

Африкандер молчал. Он чувствовал растерянность, обиду — похоже, на сей раз автору не дождаться поздравлений… Он чуть было не улыбнулся.

— Нет, это, конечно же, не по-арабски. А с каких это пор хасаниты стали арабами? Правительство Хаддана находится в отчаянном положении, и вот тому доказательство…

Тут впервые заговорил второй молодой человек. У него были такие густые усы, что, казалось, будто им больше лет, чем их владельцу.

— Как вам удалось получить эти снимки?

— Их сделала в самолете молодая американка. У нее их конфисковала полиция Хаддана. Я же получил их от одного высокопоставленного друга…

— Почему он вам их дал?

— У шахиров в Тевзе, знаете ли, еще есть кое-какие друзья…

Африкандер пытался изгнать из своего тона всякую тень иронии, как и следовало, когда разговариваешь с молодыми «идеалистами». Риск, что ее примут за цинизм, был слишком велик.

— Эта история с самолетом очень похожа на провокацию, — сказал тот, кого звали Талат.

— А это, разумеется, и есть провокация… — Африкандер слегка пожал плечами. — Цель состояла о том, чтобы вызвать восстание племен Раджада… А поскольку те не вооружены, подавление мятежа раз и навсегда положит конец раджадскому вопросу. В общем, речь о том, чтобы спровоцировать репрессии…

— Если не ошибаюсь, ваши цены резко подскочили за последние несколько дней? — спросил молодой усач суровым голосом, исходившим, казалось, прямо из его взгляда.

Губы Берша сжались. Цены он ненавидел больше всего на свете.

— Эти вещи меня не интересуют, — сказал он. — Вы очень молоды… Если бы вам было лет на тридцать больше, то вы бы со мной так не разговаривали. Я отдал всю свою жизнь служению…

Он чуть было не сказал «исламу», но вовремя отказался от этого слова из былых времен.

— …служению арабскому единству, — закончил он.

Молодые люди отошли в сторону и какое-то время совещались. Когда они вернулись, африкандер понял, что выиграл партию. Самое позднее через двадцать четыре часа рассказ о хадданских зверствах заставит все арабские сердца биться от возмущения и ненависти.

Он взглянул на них с презрением. Он никогда не думал, что доживет до того дня, когда увидит новых арабов. Но этот день настал. У этих двоих в голове было лишь одно, и это была не вера: это была идеология…

Единственное, что могло спасти старый мир, это радикальное саморазрушение нового мира. Следовало помочь новому миру разрушить себя самого. И тогда мы увидим, как расцветут в пустыне цветы, имя которым мужественность, чистота и доблесть…

Он вернулся в шатер.

Селим спал прямо на полу, возле передатчика. Африкандер смотрел на седеющие волосы того, кого он знал ребенком, и внезапно ему показалось, что это его собственная старость подает ему знак. Он наклонился и нежно погладил спящего по голове.

Затем он сел в углу на корточки и погрузился в оцепенение. Он перебирал янтарные четки, а тело своей одеревенелостью и болями рассказывало ему о его жизни. Но как только падет ночь и звезды вновь займут над царством песков свое незапамятное место, его слуга приведет к нему в шатер совсем юного мальчика, и он утолит свою всепожирающую жажду молодости, суровости и мужественности.

Зов муэдзина раздался вдалеке и воспарил над пустыней.

Шатер тихо погружался во мрак.

Он ждал.

Это будет первый вопрос, который ей зададут, когда она окажется перед американскими телекамерами у трапа самолета в Айдлвайлде: [76] почему она пошла на такой риск? А ведь ей следовало знать, что юный Али Рахман был главой всех племен Раджада, и что у его сторонников была в голове лишь одна мысль — вновь посадить его на трон. Ей стоило неимоверного труда объяснить свой поступок. Почему? Почему? Может, просто потому, что это был ребенок, пятнадцатилетний мальчик… воплощение невинности… Она кинулась к нему в поисках защиты инстинктивно, не слишком задумываясь… За эти несколько дней она увидела столько предательства и двуличия, что воспоминание об этом детском лице, таком серьезном и таком чистом, стало неким оазисом в ее разгоряченном мозгу… Ибо приходилось признать, что доктор Салтер — так звали врача в клинике — оказался прав: ее психика была травмирована, и в ее действиях недоставало здравого смысла, который, несомненно, проявили бы вы, господа, я в этом уверена, окажись вы в таких обстоятельствах… Раздалось несколько смешков, и она сама мило улыбнулась, чтобы немного смягчить язвительность своего замечания. Ее всегда упрекали в некоторой склонности к агрессии.