Наконец машина остановилась окончательно.
— О, какая красота! Я и не знала, что сохранилось такое!..
Место было по-настоящему красивым. Небольшая чистая речушка извивалась среди лугов и маленьких рощиц. Густая трава до колен. В высоком прозрачном небе плыли чистые облака…
Юнис, как замечательно!!!
Да. Напоминает раннее лето в Айове…
Джоан сбросила туфли и прошла босиком по траве. Это было упоительно.
Юнис, а что — Айова до сих пор такая красивая?
Уже не вся. Там, где жила я, тоже начали строить большие дома.
Эта страна дотрахается до своей погибели.
Охранники и Финчли, глядя на нее, тоже начали разуваться.
Надо сказать, это место ужасно напоминает то, где я потеряла свою невинность. Речка… лужок…
Ты сопротивлялась?
Я что — дура?
Нет. Как насчет искупаться?
М-м… Кто знает, что у них там, вверх по течению?..
Да ты просто маменькина дочка!
Наоборот — я будущая мама.
Ладно, разберемся с купаньем попозже. Может, Финчли знает, что почем. А сейчас надо поесть.
Неплохо бы… а то я уже начала думать, что мы завязали с этой дурной привычкой.
Быстро накрыли походный столик, Шорти ловко — похоже, он не всегда был трезвенником — откупорил бутылку и налил Джоан и Фреду.
—А остальным?
—Я за рулем, мисс Смит, — Финчли накрыл бокал рукой.
—Пять капель — под мою ответственность, — Джоан на четверть дюйма наполнила его бокал. — И ты, Шорти. Для тоста. Но сначала прочти нам, пожалуйста, молитву.
Доли секунды Шорти казался озадаченным, затем его обычная невозмутимость возобладала.
—Да, мисс.
Это что, вместо еды?
Крошка, тебе слова не давали. Омм мани пхадме хум.
Омм мани пхадме хум.
Омм мани пхадме хум.
Омм мани пхадме хум…
—Аминь.
—Аминь.
Омм мани пхадме хум. Аминь.
—Аминь. Спасибо, Шорти. А теперь тост… который тоже молитва в своем роде… Мы выпьем за ту, которой здесь нет, но которая была бы…
Босс, сколько можно? Это уже не смешно.
Займись своим делом.
—…Кто хочет что-нибудь сказать?
Финчли и Шорти переглянулись. Джоан посмотрела на Фреда.
—Фред?
—Мисс… я не знаю… я просто не знаю, как… — он был расстроен.
—Давайте встанем, — и Джоан сама подала пример, — и скажем то, что мы сказали бы ей, которой нет с нами, но которую мы все любим. Назовите ее, в чью честь мы пьем!
Она подняла бокал. Из глаз вдруг покатились слезы.
Эй, кто это плачет — ты или я?
Наверное, я, босс… я же говорила, не надо ворошить…
Фред произнес:
—Тост за… ту, которую мы все любим… и которая должна была быть здесь… которая здесь! — В глазах его мелькнул суеверный ужас.
—Аминь, — сказал Шорти раскатистым баритоном. — Она здесь, потому что Небеса настолько близки нам, насколько мы сами готовы к тому. И ты, Фред, сердцем понял это…
Он торжественно выпил свои несколько капель вина, и остальные выпили следом.
—Спасибо, ребята, — тихо сказала Джоан. — Она слышала вас.
Джоан, ты все испортишь! Сейчас все расстроятся…
Нет.
—Финчли, ты знал ее лучше меня. Что бы она сказала сейчас?
—Она бы… миссис Бранка…
—Ты называл ее миссис Бранка?
—Да, сначала. Потом она стала звать меня «Том», а я ее — «Юнис».
—Ну, и?
—Она сказала бы… сказала бы: «Парни, давайте есть и пить, а то все остынет!»
—Это точно. Юнис никогда и никому не испортила настроения — и не позволяла делать это мне, брюзгливому и взбалмошному старику. Значит, теперь мой черед… Фред, передай мне во-он ту куриную ножку!
Радость моя, слова Фреда прозвучали, как цитата. Откуда?
Ну как… Если мы приезжали поздно, я всегда затаскивала их перекусить. Джо был очень рад. Ему особенно нравился Шорти — он даже пытался уговорить его позировать. Но Шорти оказался не в меру застенчив…
И все?
В общем…
Ладно, ты пока придумывай отмазки, а я займусь светским разговором.
—Том, ты не оставишь мне чуть-чуть пикулей? Спасибо. Шорти, Фред, я поняла, что вы пробовали стряпню Юнис. И как она?
—О-о! — Финчли возвел глаза к небу.
—Да, Юнис прекрасно готовила, — тихо сказал Шорти. — Самые простые блюда… но это было замечательно.
Босс, ему надо повысить жалованье!
Нет. Мы обязательно сделаем что-нибудь для него — хотя бы потому, что он убил того подонка, — но это должны быть не деньги.
—Она была подлинным художником, — сказал вдруг Фред.
—Художником?
—Не в смысле рисовать. Во всем остальном.
—Кажется, понимаю, — кивнула Джоан. — А ее муж был художником в прямом смысле, я не ошибаюсь?
—Я, например, не разбираюсь в искусстве, — сказал Финчли, — но картины Джо мне очень нравились. Шорти, можно, я на тебя настучу?
—Том!..
—Не поверите — но Джо хотел нарисовать вот эту огромную мартышку, которая сидит тут с нами!
Десятка!!! Десятка!!!
Юнис, тебе плохо?
—И нарисовал?
—Нет-нет, но он хотел. Предлагал… да.
Видишь, босс? Видишь? Это же доказательство! Сначала ты услышал об этом от меня, а потом узнал от посторонних! Я существую!
И стоило так шуметь, дорогая?
Но, босс!..
Слушай, я ведь никогда и ни на миг не сомневался, что ты — это ты. Но доказательств быть не может. А вдруг все, что происходит сейчас, — лишь плод моего воображения, а я лежу — изолированный мозг, без всякой связи с внешним миром? Или ты, как загримированный осколочек моей личности, начавший жить своей жизнью, делаешь выводы из известной мне информации по простейшей логической цепочке: Джо — художник, Шорти — колоритен, следовательно, Джо хотел его нарисовать? Нет, дорогая, психиатрам мы никогда и ничего не докажем — не стоит и пытаться. А нам с тобой, думаю, не нужны никакие доказательства. Я тебя люблю — а все прочее может катиться к чертовой матери.