Президент Линкольн. Охотник на вампиров - читать онлайн книгу. Автор: Сет Грэм-Смит cтр.№ 47

Шестого марта 1857 года Верховный суд подтолкнул страну к расколу.

Дред Скотт, шестидесятилетний раб, уже более десяти лет пытался добиться в суде признания собственной свободы. С 1832 по 1842 год он путешествовал с хозяином, майором армии США Джоном Эмерсоном, по свободным северным территориям и выступал в качестве личного слуги. За это время Скотт успел жениться и завести ребенка (на свободной земле), а после смерти майора в 1843 году попытался купить свободу. Однако вдова Эмерсона отказала и продолжала «сдавать в аренду» его услуги, а заработок класть себе в карман. Друзья Скотта, аболиционисты, в 1846 году посоветовали ему подать в суд на том основании, что он перестал являться собственностью с того момента, как ступил на свободную территорию. Дело, за ходом которого напряженно следила вся страна, рассматривалось во многих судах, пока наконец в 1857 году не дошло до Вашингтона.

Верховный суд вынес решение в пользу вдовы (семь против двух), заметив, что отцы-основатели, когда составляли Конституцию, полагали негров «существами низшего порядка, негодными для общения с белой расой». Следовательно, негры не могут считаться гражданами Соединенных Штатов и, между прочим, не имеют права подавать жалобы в федеральный суд. Человеческого отношения они заслуживают не больше, чем плуг, которым пашут землю.

Для Скотта судебное решение стало тяжким ударом, но оно затрагивало не только личную свободу отдельно взятого раба. В постановлении суда было сказано:

— Конгресс превысил свои полномочия, запретив распространение рабства на определенных территориях. Данные территории также не наделены правом самовольно запрещать рабство.

— Рабы и их потомки (равно освобожденные и нет) не попадают под защиту Конституции и никогда не могут стать гражданами Соединенных Штатов.

— Беглые рабы даже по достижении свободных территорий продолжают являться собственностью владельца.

Сразу после принятия решения по делу Дреда Скотта газета «Олбани ивнинг джорнал» обвинила Верховный суд и президента Джеймса Бьюкенена, который недавно вступил в должность, в участии в некоем «заговоре», направленном на распространение рабства, а «Нью-Йорк трибьюн» напечатала передовицу, выразившую гнев большинства северян:

Где бы ни реял теперь звездно-полосатый флаг, он символизирует рабство и защищает его… Это и есть последний итог. Вот к чему привели все усилия политиков, кровь героев, неустанные труды наших предков, устремления ученых и молитвы добрых граждан! Америка взращивает рабство и лелеет его!

Демократы-южане осмелели: некоторые из них даже хвалились, мол, это решение суда приведет к тому, что «рабов будут продавать прямо в парке Бостон-Коммон». Республиканцы и аболиционисты как никогда ревностно отстаивали свои позиции. Америка распадалась надвое.

Но лишь немногие американцы понимали, какая именно опасность грозит их народу.

Третьего июня 1857 г. Эйб получил письмо, написанное знакомым почерком. В нем не содержалось ни вопросов о здоровье и благополучии, ни приветов семье.

Авраам,

прости, что не писал тебе пять лет. Прости также мою краткость. Некоторые дела требуют моего неотложного внимания.

Я буду просить тебя о большом одолжении, Авраам. Просьба может показаться бесцеремонной, принимая во внимание, что тебе пришлось вынести, и сколь мало я могу предложить взамен домашнего покоя и семейного уюта. Поверь, я не решился бы тебя обременять, не будь случай крайним или имей я возможность отыскать другого человека, который был бы в силах совершить то, о чем я прошу.

Я приложил все необходимое для срочного путешествия в Нью-Йорк. Если ты дашь согласие, я просил бы тебя прибыть не позднее первого августа. По приезде ты получишь дальнейшие указания. Если же ты не согласен, я больше тебя не побеспокою. Прошу тебя, впрочем, немедленно сообщить об отказе, чтобы мы имели возможность рассмотреть иную стратегию. В противном случае надеюсь на скорую встречу, мой друг, — и на то, что смогу наконец предоставить тебе объяснения, которые ты давно должен был услышать. Время настало, Авраам.

Всегда твой,

Г.

К письму прилагалось расписание поездов и пароходов, пятьсот долларов и название нью-йоркского пансиона, где была снята комната на имя «Э. Рутледж».

Как меня разозлило [это письмо]! Генри и впрямь был умен. Он утверждал, что ничего не может мне предложить, но каждое слово в письме призвано было разжечь мое любопытство: Генри ругал себя, льстил мне, обещал все объяснить… К тому же имя, на которое в пансионе сняли комнату! Мне придется забросить все дела, оставить семью и проехать тысячу миль, не имея ни малейшего понятия, что именно мне предстоит.

Но отказаться я не мог.

Это злило меня еще больше, чем само письмо, — Генри был прав. Время настало. Какое именно время — этого я не знал. Вся моя жизнь — страдания, охота, смерть — все предваряло что-то большее. Даже в детстве я чувствовал, что течение несет меня по длинной прямой реке и нельзя свернуть. Меня несет все быстрее, берега совершенно безлюдны, а дальше, где-то далеко впереди, мне предстоит столкнуться с неким невидимым предметом. Конечно, я никогда не заговаривал о своем предчувствии из опасения показаться тщеславным (или, что хуже, ошибиться, ведь если бы каждый молодой человек, уверенный в будущем величии, оказывался прав, мир кишел бы наполеонами). Теперь же предмет постепенно обретал форму, хоть я еще и не мог разобрать его очертаний. Если мне предстоит преодолеть тысячу миль, чтобы наконец отчетливо его разглядеть, что ж, я готов. Мне доводилось ездить гораздо дальше по менее веским причинам.

* * *

Эйб прибыл в Нью-Йорк 29 июля. Он не желал вызывать подозрений (или бросать семью без присмотра), поэтому позвал Мэри с мальчиками в «неожиданное» путешествие и пообещал показать им чудеса Нью-Йорка.

Трудно было выбрать худшее время для поездки.

В городе стояло жаркое лето. Два враждующих подразделения полиции еще в мае схлестнулись в кровавой борьбе за право законно властвовать, а преступники тем временем наводнили город: настало счастливое время для грабителей и убийц. Линкольны прибыли в Нью-Йорк всего через три недели после самых страшных беспорядков, тех самых, во время которых свидетели наблюдали «невероятные события». До того Эйбу всего однажды доводилось бывать в Нью-Йорке. Он проезжал здесь по пути на север. Теперь ему наконец представилась возможность по достоинству оценить самый крупный и оживленный американский город.

По рисункам невозможно составить впечатление о нем. У этого города нет конца и края, ему нет равных! Каждая улица продолжается другой, еще более величественной и бурной. Какие огромные здания! Я никогда не видел столько колясок! Воздух звенит от перестука подков по мостовой и голосов тысяч прохожих. Почти все женщины носят черные зонтики для защиты от солнца, так что если кому-либо придет в голову взглянуть на город с крыши дома, то мостовая будет едва видна. На ум приходит расцвет Римской империи. Величие Лондона. [37] Мэри просит остаться здесь по меньшей мере на месяц! Как нам иначе оценить этот город?