Вот это удар! Оружие, между прочим, пластмассовое. Было бы настоящие – ого-го! Не поздоровилось бы старой ведьме с третьего этажа.
Жалко, это не мой сын. Мне хотелось бы сына – но все девушки, беременевшие от меня, делали аборты. Начиная с Сони Шпильман.
Если бы у меня был сын, я играл бы с ним в солдатики, а когда бы он подрос, мы бы вместе смотрели гонконгские боевики и старые американские вестерны. Вырастил бы стрелка, настоящего воина. Как в «Великолепной семерке»: «Друзей нет. Врагов нет». – «Живых врагов нет».
А впрочем, хорошо, что у меня нет сына. Что бы я ему передал? Тщету своего существования? «Шапки – нет, зубов – нет». – «Целых зубов нет». Прекрасное наследство, нечего сказать!
Андрей кривится, глядя на оружейный склад, говорит: Мне кажется, мальчик растет слишком агрессивным.
– В самый раз, – отвечает Аня. – Мы, татары, воинственный народ. И бабушка у меня была снайпер.
Точно – бабушка была снайпер, а от дедушки осталось только мамино отчество да семейная легенда о том, как однажды встретились Олег и Джамиля. Вот, собственно, и все.
Да и вообще, не везло мужчинам в Аниной семье.
Андрей, впрочем, об этом не знает. Интересно, кстати, что бы сделал, если б узнал?
Мне Андрей не нравится. Я представляю его эдаким хлыщом, котярой, в дорогом костюме, с пачкой купюр в кармане, всегда при галстуке. Я такой же, как все, я работаю в офисе.
Иногда я встречаю их на улице. Они выходят из подержанных иномарок с таким видом, будто каждый – Борис Березовский в годы расцвета. Как-то раз подошел к одному такому, из «фольксвагена», честно попросил денег на опохмел. Внимание! Не стал врать, говорить: мне нужно на лекарство. Конечно, опохмел – тоже неверное слово. Опохмел предполагает, что процесс питья прервался, человеку плохо, надо немного выпить – и станет хорошо. Для меня запой – непрерывный процесс, ни о каком «хорошо» речи не идет. Надо пить не останавливаясь, а когда остановишься, случится не похмелье, а пиздец. Это довольно сложная теория, не хотелось объяснять этому, среднего звена.
Итак, я попросил на опохмел, а котяра брезгливо отстранил меня и сказал: Иди лучше поработай.
Уверен: сам он не работает, только руководит.
Мне никогда не удастся объяснить такому, чем отличается мое работать от его. Я и не стал объяснять – просто заблевал ему лобовое стекло.
У Андрея, значит, тоже «фольксваген» – может, поэтому он меня так раздражает. Назойливый, излишне сентиментальный и непробиваемо серьезный. Наверняка считает своим долгом развлекать девушку – в кафе, на улице, в постели.
Я думаю, Аня от этого тоже не в восторге, она ведь девушка самостоятельная.
И вот лежат они вместе, и этот Андрей, удовлетворенный, довольный такой котяра, смотрит на оружие в детском углу, бубнит: Мальчик растет слишком агрессивным. Понимает, что будет, когда мальчик вырастет. Кирдык Андрею будет. Если, конечно, Аня его раньше не отошьет.
Ладно. Мальчика Гошу представить никак не получается – только его пластмассовое оружие. Попробуем тогда посмотреть, как Аня и Андрей будут трахаться. Для мужика, месяц не видавшего живой пизды, нет фантазий интереснее.
Сексом Андрей занимается серьезно. Основательно. Заботливо. Он знает, что нужно женщине. Пять минут поцелуи, потом – грудь, потом – оральная стимуляция, а уже потом – вперед на всех парах. Никакого воображения.
По-настоящему я трахаюсь, только если пьян. Точнее, когда начинаю входить в запой. Вот тогда я, наверное, совершенно прекрасен – жалко, что потом ничего не помню. Но, думаю, ничего похожего на скучный регламентированный секс, которым занимается Андрей.
Аня вроде тоже не в восторге. Не Марик, конечно, но все равно – бывало и лучше. Ну да, мужчины взаимозаменяемы, но если уж встречаешься с одним так долго, начинаешь присматриваться.
Она, должно быть, страстная женщина, моя двоюродная сводная сестра. Далекое родство, ничего не скажешь. Зато она азиатка, как моя Мэгги Чун.
А вот интересно, любовь к азиаткам у меня от дяди Саши (ах, как жаль расставаться с мыслью, что он – мой настоящий отец)? Или просто будущее принадлежит косоглазым, мы пытаемся сохранить свои гены?
Со мной все ясно: я-то люблю гонконгское кино, этим все сказано. Начал, как и все, с Джона Ву, потом Ринго Лам, Цуй Харк, Джонни То. Ну, и Вонг Кар Вай, как же без него.
Я считаю, если человеку не нравится гонконгское кино, ходил бы он лучше в театр или в библиотеку. Потому что в кино такой человек все равно ничего не смыслит.
Аня тоже должна любить гонконгское кино. Неясно, впрочем, где она его увидела, ну да неважно. Скорее всего, любимый Анин фильм – «Никита» Люка Бессона. Да-да, по временам она представляет себя суперагентом. В сумочке – настоящий пистолет, под прилавком – снайперская винтовка. После работы она выходит на крышу, ложится, собирает винтовку, ставит лазерный прицел, задерживает дыхание и нажимает на спуск.
Бэнг!
Кстати, в Гонконге десять лет назад сняли гениальный ремейк «Никиты» – только не говорите мне о канадском сериале! – так вот, гениальный гонконгский ремейк под названием «Черная кошка». Вместо Анн Парийо там была Джейд Люн.
Смешно. «Черная кошка» – что-то из «Место встречи изменить нельзя». Глеб Жеглов и Володя Шарапов за столом засиделись не зря.
В гонконгском кино хорошо стреляют и женщины, и мужчины.
Ну вот, Андрей пошел в душ, а моя сестра Аня-Эльвира поднимает с пола пластмассовый Гошин пистолет и взвешивает в руке. Легко взять, выпустить трудно, как сказано у Джона Ву.
Потом опускает его, дуло смотрит прямо в пол, прямо в потолок соседкиной квартиры.
– Бах! Бах! – одними губами говорит она.
Бэнг! Бэнг!
48. 1953 год. Все страсти жизни
Бэнг, бэнг! Б Мимо. Подрастерял навык. Уж сколько лет, почитай, винтовку в руках не держал.
Зато в чужих видел – преизрядно.
Олег снова прицелился – бэнг! – черная фигурка толстого человечка в цилиндре и с сигарой опрокинулась кверху ногами. Олег положил мелкашку, отошел в сторону, закурил.
Впрочем, откуда я знаю, что делал в тот день мой дед? Почему я подумала, что ему нравилось стрелять в тире? Скорее всего, его волновало другое. Ведь целый день гравийными и асфальтовыми дорожками лились женщины, женщины, женщины – спортсменки, физкультурницы, студентки, работницы, матери с колясками. В нетроганых и троганых платьицах, вечерами неразличимые, а потому втройне притягательные. Каждая из них, промелькнув за секунду, составляла целый сюжет: ее прожитой жизни, ее возможного (невозможного) знакомства с Олегом.
Как обратить свое тело в камень?
Бах, бах, бах! Невысокая девушка положила винтовку и улыбнулась – победно.