Наследники Демиурга - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Ерпылев cтр.№ 39

Александр и Геннадий сидели в Маркеловской кухне, ставшей уже чем-то вроде штабного бункера.

Майор меланхолически позвякивал ложечкой в стакане с давно и безнадежно остывшим чаем, архивариус – поглаживал раскинувшегося на его коленях в состоянии эйфористической прострации Маркиза.

Вопрос, оброненный Маркеловым, звучал более чем риторически. Обоим (и даже коту, наверное) было понятно, что вся их деятельность в направлении «проклятой рукописи» уткнулась в стену. Кирпичную. Железобетонную.

Автор непонятного пророческого романа Георгий Владимирович Сотников умер. Только что оба вернулись с кладбища, где, стараясь особенно не бросаться в глаза, вместе со всеми собравшимися проводили писателя в последний путь. Туда, откуда его уже невозможно будет вызывать в качестве свидетеля, туда, куда уже точно не зайдешь с задушевной беседой…

Ровно полчаса назад Маркелов в очередной раз повесил трубку телефона и сообщил Гене, что ни за что не будет звонить наследнику пророка еще раз.

– Я не изверг, Ген, чтобы мучить человека, только что потерявшего отца, – сообщил он нетерпеливо ожидающему результата другу и надолго замолчал.

Друзья предавались самоуничижению весь вечер. Наконец архивариус не выдержал:

– Так и будем сидеть?

– А что делать?

– Значит, ты уже расписался в бессилии и готов отказаться от расследования?

– Нет, не готов… Но пока Сотников-младший не отойдет от потрясения, трогать его бесполезно. Я, конечно, сомневаюсь, что он и после что-нибудь сообщит, но…

– Но ты же не просто с улицы, а из очень уважаемой службы.

– А чего предосудительного он совершил? Рукопись восьмидесятилетней давности, написанная отцом, – отнюдь не криминал. Что я ему скажу? Дескать, давайте-ка, гражданин Сотников, колитесь, чего там ваш покойный батюшка понаписал за сорок пять лет до вашего рождения?

– Не так, конечно…

– Да он попросту может ничего не знать о рукописи. Думаешь, отец долгими зимними вечерами по памяти пересказывал ему содержание, попутно объясняя все перипетии написания? Старик и сам мог позабыть о тексте, написанном им в семнадцатилетнем возрасте.

– Сомневаюсь…

– Ладно, – легко согласился Маркелов. – Не забыл он о романе. Но мог побояться вспоминать. Ты печати на папке не помнишь? Очень серьезные по тому времени печати были.

– Столько лет прошло. Вряд ли…

– Ничего подобного. Своими ушами слышал про одного старичка, лет пятьдесят боявшегося рассказать об обстоятельствах одного щекотливого по временам оным дела и отважившегося только, находясь при смерти…

– Все-таки отважившегося! – подскочил на месте Геннадий.

– А большинство, – охладил его пыл Александр, – так и не отважилось. Предпочло откинуться с фигой в кармане. Дескать, гадайте, дорогие потомки, стройте версии… Все равно до подлинных причин не докопаетесь. Жаль, что права не имею, а то провел бы тебя в спецхранилище и показал кое-какие материалы…

– Покажи.

– Ха, «покажи»!.. Я, вообще-то, и говорить о них права не имею.

Еще помолчали.

– И все-таки… – начал архивариус, но майор вдруг поднял от своего ледяного чая внезапно прояснившийся взор:

– А нам и ни к чему сидеть без дела, пока Сотников-младший не оправится. Я по своим каналам попытаюсь восстановить биографию нашего фигуранта…

– Кого?

– Ну Сотникова-старшего, конечно, – отмахнулся Маркелов от непонятливого друга. – Сердцем чую, что не все в порядке у него в этом плане…

– Почему?

– Время было такое… Сейчас в кого ни ткни из столпов соцреализма – то из дворян бывших, то из духовенства, на худой конец – из купечества. А писались в свое время все, заметь, пролетариями. Рабочими, стало быть, да крестьянами. Конечно, три четверти всех этих дворянств и купечеств – липа, веяние времени, так сказать, но ведь есть и настоящие. Естественно, органы подлинные жизнеописания этих деятелей на всякий случай восстанавливали и хранили… Как знать, может быть, подробности жизни Георгия Владимировича – особенно раннего ее периода – нам что-нибудь подскажут и о рукописи.

– Серьезно?

– А то! Вот, например, очень мне не нравится история его инвалидности. Какая-то мутная она…

– Что в ней такого? Думаешь, что он паралич симулировал?

– Ты что: того?.. – повертел пальцем у виска майор. – Семьдесят лет? При чем тут симуляция? А, да… Нет, не о самой инвалидности, конечно, – она сомнений не вызывает, а об ее непосредственной причине.

– ???..

– Не внушает доверия мне паралич вследствие старого ранения, – терпеливо пояснил майор, подозрительно нюхая коричневую жидкость в стакане, поверхность которой уже покрылась какими-то маслянистыми разводами, и решительно выплескивая ее в раковину. – Как-то чересчур смахивает на историю Островского…

– Это который «Гроза» и «Бесприданница»?

– Нет. Который «Как закалялась сталь».

– А-а-а…

– Опять же возраст, – продолжал Александр.

– А что с возрастом?

– Да то, что написал он книгу свою в семнадцатилетнем возрасте. Не похоже. Чересчур уж зрелый опус получился… Тут два варианта: либо Сотников от рождения был настоящим гением словесности…

– Исходя из его опубликованных романов – вряд ли, – осторожно вставил Геннадий, между делом осиливший несколько книг Сотникова. – Сильно написано, хлестко, умно… Я бы сказал даже, профессионально, но – не Толстой однозначно. Ни Алексей, ни Лев Николаевич. Даже не Шолохов.

– Вот-вот, – поднял вверх указательный палец Маркелов. – Не Шолохов… Значит, остается второй вариант: возраст писателя был искусственно занижен. Вопрос: зачем?

– Ну-у-у… – протянул Иванов, со скрипом почесывая в густой шевелюре. Кот заинтересованно приподнял голову, настороженный подозрительным звуком. – Например…

– Именно. Значит, запишем в загадки. Думаю, что хотя бы след ответов на них мне найти удастся.

– А я что буду делать?

– Что делать? Попробуй найти кого-нибудь знавшего Георгия Владимировича при жизни. Должны же остаться какие-нибудь старички и старушки из тех, с кем он общался.

– Легко сказать… – снова почесал архивариус в затылке, к вящему неудовольствию кота, опять вскинувшего голову на подозрительный шум, но разочарованного размерами потенциального объекта охоты.

– Ничего-ничего, справишься…

* * *

– Георгий Владимирович? Как же, как же, помню! Еще бы я не помнила самого Сотникова!

Геннадий тайком перевел дух и про себя воздал хвалу Всевышнему.

Поэтесса Троянская, Елена Станиславовна, сухонькая сморщенная старушка, стояла в реестре, составленном нашим архивариусом, далеко не под первым номером. И даже не под вторым. Если быть точным до конца, то числилась она в нем восемнадцатой. Увы, хрупкое стариковское здоровье, а то и иные, более печальные обстоятельства, изрядно сократили список, позволив Иванову потратить на обход современников Классика не несколько недель, а всего лишь пару дней.