Наследники Демиурга - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Ерпылев cтр.№ 77

Я открыл.

Она стояла жалкая, исхудавшая, постаревшая и подурневшая, казенная одежда висела на ней мешком. В первый момент я было решил, что это она – моя любимая Варя, та, первая, но стоило вглядеться, и я понял, что ошибся… Мог ли я выставить за дверь ту, с которой испытал пусть мимолетное, но счастье? И твоя мама все поняла…

Карусель же продолжала вращаться.

Ушел в небытие шут Хозяина Никита, любимый им за застольные дурачества и тоже возомнивший себя богом, сменил его бравый красавец Леня, с которым мы были одно время очень дружны. Но и тот скоро поверил в свое величие…

Наверное, я тогда уже не так крепок стал рассудком, потому что в трезвом уме вряд ли выкинул бы подобную шутку. Не поверишь мне, но я переписал свою проклятую книгу еще раз, отмерив балагуру Лене столько лет, чтобы он свалился с карусели уж точно после того, как я переселюсь под березку. И дернул же меня черт вытащить из небытия этого ставропольского Комбайнера с его Первой Леди, не говоря уж о Прорабе… И всю мразь, нежить, которая потянулась за ними липким хвостом. Но писалось мне легко – я-то не чаял увидеть разгул всей этой мерзости воочию. И я разгулялся… Прости, что пережить все это пришлось в основном тебе. И слава богу, что дальше рубежа тысячелетия я продолжить не решился, а значит, у России есть еще шанс.

Вот что я хочу сказать тебе в завершение, Владик…»

Владислав, увлекшись, перевернул лист и увидел, что на обороте тот девственно чист. Ниточка, связывающая его с отцом, оборвалась. Теперь он был один. Совсем один…

Владислав коснулся ладонями никелированных ободьев, и отцовская коляска легко подкатилась к столу. Ни малейшего скрипа! Вот что значит надлежащий уход. Эх, если бы он тогда, давным-давно, так относился к отцовскому средству передвижения… Кто же мог представить, что когда-нибудь он унаследует эту вещь, и не просто унаследует в качестве дорогого памяти экспоната, а полноценно – будет ею пользоваться? Увы, пришлось…

За долгие месяцы Сотников-младший настолько освоил свое новое транспортное средство, что наверняка смог бы выступать на нем в какой-нибудь «Формуле-1» среди инвалидов-колясочников. И не просто участвовать, а брать призы. Потому что старой добротной работы кресло, без всякого сомнения, дало бы фору любой навороченной коляске, сошедшей с зарубежного конвейера. Даже моторизованной. Известное выражение «Умели делать вещи в таком-то году!» тут попадало в самую точку.

Влад выдвинул ящик стола, вынул из него стопку чистой бумаги (как жаль, что та старая, отцовская, давно закончилась!) и знакомый уже до мелочей, даже на ощупь, «Паркер». Пусть часть огромной столешницы занимали монитор и компьютерная клавиатура – писать он предпочитал только по-старому. Ну и что с того, что потом приходилось перепечатывать написанное на компьютере? Сыну Классика свято верилось, что откажись он хоть раз от традиции, и из написанного уйдет душа, прервется тоненькая ниточка, до сих пор связывающая его с давно покинувшим этот мир отцом.

Или не покинувшим? Порой Сотникову-младшему казалось, что отец никуда и не уходил, не было ни его смерти, ни похорон… Просто он видоизменился, выйдя из телесной оболочки немощного старика, словно бабочка из кокона. А выйдя – превратился в свой портрет, который и сейчас глядит на сына лукавыми глазами, сложив губы так, будто вот-вот улыбнется своей задорной молодой улыбкой. Влад никак не мог вспомнить, когда он вставлял эту фотографию (и вообще, откуда она взялась?) в серебристую рамку, и ему казалось, что портрет этот появился над столом в тот самый миг, когда…

Неизвестно, приложил тут руку майор Службы безопасности или это сложилось само собой, но когда Ирина привезла Влада в отцовскую квартиру, в почтовом ящике снова лежало письмо, и не какое-нибудь, а из одного очень уважаемого издательства, печатающего фантастику. И начиналось оно словами:

«Уважаемый, Владислав Георгиевич!

Ознакомившись с Вашими уже изданными произведениями, мы рады были бы видеть Вас в числе наших авторов…»

Так что скучать выздоравливающему не пришлось. Остатки денег злосчастных «меценатов» пришлись как никогда кстати, почти без остатка уйдя на приобретение компьютера, принтера и прочих электронных причиндалов вроде модема и тому подобного. Но выброшенными на ветер эти деньги Сотников-младший совсем не считал: в папке с гордым названием «Издательство» лежал аккуратно подколотый договор на первую большую книгу, которая должна была выйти из печати аккурат к… Но не будем забегать вперед.

Влад перевел глаза с отцовского лица на окно, за которым кружились снежинки, и прикоснулся пером к бумаге…

Когда он оторвался от работы, на улице уже почти стемнело, портрет был едва различим на темной стене, а из углов комнаты крались лохматые тени.

– Владик! – донеслось из кухни. – Помоги мне, пожалуйста!

– Иду, милая! – откликнулся мужчина и хотел было привычно крутануть ободья кресла, но вновь наткнулся взглядом на отца, улыбающегося уже не кажущейся, а вполне реальной вольтеровской улыбкой. Будто вот-вот появится из-под нижнего обреза фотопортрета его рука, и костлявый палец шутливо погрозит наследнику: «Ай-я-яй!..»

И тогда Сотников-младший тяжело вздохнул, дотянулся до палочки с удобной пластиковой рукоятью и, тяжело опираясь на нее всем телом, поднялся из почему-то жалобно скрипнувшего, словно не желая отпускать его, кресла.

«Не ищи легких путей, сынок!..» – прошелестел бестелесный голос, слышимый одним только Владиславом.

– А я и не ищу, папа, – ответил он и, припадая на искалеченную и до сих пор плохо слушающуюся ногу, направился в кухню, где Ирина, которой на седьмом месяце беременности уже было сложно управляться по хозяйству, опять, наверное, не могла дотянуться до верхнего яруса кухонных шкафчиков.

А на столе остался недописанный лист:

«Яркое весеннее солнце било в проем распахнутого люка, освещая раскинувшихся в глубоких креслах-ложементах пилота и штурмана. Шлемы еще не были закреплены, но утонувшие в снежно-белых скафандрах люди уже как бы не принадлежали родной планете – настолько не походили они на суетящихся вокруг них техников, облаченных в ярко-синие комбинезоны.

– Не жмет, Алексей Алексеевич? – поинтересовался один из них, колдующий над пилотом, грудь скафандра которого помимо алого кружка с золотым двуглавым орлом украшала табличка с надписью „А. А. ВОЛКОВ“, продублированная латиницей.

Из-под кепки с длинным козырьком, лихо, набекрень сидящей на голове специалиста, выбивались непокорные черные кудри, а орлиному профилю позавидовал бы какой-нибудь киноиндеец Гойко Митич.

– Ничего, Мансур, – подмигнул космонавт, шевельнув закованной в толстую перчатку рукой, такой неуклюжей здесь, на Земле, где на нее давит недюжинная сила тяжести. – Нам не привыкать. И уж тем более, когда такой мастер, как ты, крепит.

Мансур Рахимбеков сверкнул в улыбке белоснежными зубами и перешел к креслу штурмана, уступив место коллегам…»