— Второй вопрос. Вы заявили, что нам необходимо оружие. Каким образом и когда оно может оказаться у нас в руках?
— В тот самый момент, когда гатинская армия будет морально готова пустить его в ход.
Генерал не дрогнул. Наоборот, в нем прибавилось уверенности и достоинства.
— Я принимаю ваши слова без обиды. Никто не восстановит за нас нашу честь.
Он помолчал.
— И третий вопрос. Мой прошлый опыт позволяет мне видеть тактические выгоды создания гатинской армии. Хотелось бы знать: создание этой армии является самостоятельным планом или составной частью каких-то более обширных планов?
— Это составная часть широкомасштабной стратегии Космического Союза, — сказал Уордл.
— Иными словами, Гатинская Республика с самого момента создания уже будет иметь союзников?
— Да, господин генерал. Гатинская Республика будет официально признана и поддержана Космическим Союзом.
— Всем Союзом? Включая…
— Включая Алюэзинскую империю, — заверил его Уордл. — Разве у доблестных алюэзинцев могут быть причины не признавать доблестных победителей-гатинцев?
Мысли, захлестывающие генерала, и бешеный поток обуревавших его чувств — все это вдруг стало выше его сил. Он сел на край койки и спрятал лицо в ладонях. Воцарилась напряженная тишина. Земляне и алюэзинцы молча смотрели на генерала.
Наконец он взял себя в руки и сказал:
— Дайте мне время обсудить услышанное со своими товарищами. Вы смогли бы зайти ко мне завтра в такое же время?
— Я не соглашусь на это, пока не услышу от вас соответствующего приказа.
— Приказа?
— Да, господин генерал. Вы должны встать по стойке «смирно» и сказать: «Капитан Уордл, мне необходимо проконсультироваться со своими подчиненными. Приказываю вам прибыть завтра, в это же время».
Генерал Парта-ак-Ваим выпрямился. Алюэзинцы инстинктивно выстроились по обе стороны от него. Глаза генерала блестели, в голосе появилась твердость.
— Капитан Уордл, мне необходимо проконсультироваться со своими подчиненными. Приказываю вам прибыть завтра, в это же время.
— Будет исполнено, господин генерал.
Уордл, а за ним Шеминэ и Фоули щелкнули каблуками и отдали честь. Затем строевым шагом они вышли из камеры.
Между вторым и третьим этажами Фоули восторженно прошептал:
— Честное слово, мы его зацепили!
На подходе к пятому этажу земляне услышали негромкий выстрел, донесшийся снаружи. Словно испуганные крысы, все трое помчались к себе в камеру.
У капитана Уордла были свои, тайные основания ожидать самого худшего. Оставив Шеминэ закрывать дверь, он одним прыжком очутился возле койки Холдена и сдернул одеяло. Койка была пуста.
— Где он?
Сонный Пай тер глаза и силился подняться на локтях.
— Что? Перехитрил тебя?
— Где Холден? — зарычал Уордл.
— Ушел, — зевнул Пай, демонстрируя полное равнодушие.
Его локти разогнулись сами собой, и он упал на доски.
— Куда ушел? — раздраженно выкрикнул Уордл.
— Туда.
Пай нетвердой рукой махнул в сторону окна. Здесь сон вновь окутал его своим покровом. Рука упала на койку. Пай закрыл глаза, издал несколько булькающих и чмокающих звуков и перешел на ровный храп.
Уордл произнес на родном языке пять не связанных между собой слов. Подойдя к окну, он повертел головой влево и вправо, потом глянул вниз. Бетон двора тонул в сумраке, и разглядеть что-либо внизу было невозможно. Легкий ночной ветерок трепал спущенную из окна веревку. Холден привязал ее к ножке койки. Шестьдесят футов веревки уходили вниз, сорок лишних футов лежали под койкой, сложенные в аккуратный моток.
В этот момент, двигаясь справа налево, по парапету пробежал кастанский часовой. С той стороны, куда он бежал, доносились голоса. Слов было не разобрать, но чувствовалось, что кастанцы чем-то рассержены.
Уордл с размаху плюхнулся на свою койку. Какой там сон! Он безотрывно глядел на приоткрытое окно. Фоули и Шеминэ одновременно умылись над раковиной и с подчеркнутым спокойствием улеглись спать. Вскоре они уже храпели. Уордл продолжал следить за окном.
Где-то через полчаса болтающаяся веревка натянулась и слегка заскрипела. В оконном проеме показалась голова, потом туловище. Холден спрыгнул на пол, подтянул веревку, тщательно смотал ее и закрыл окно. Затем он поплевал на ладони и вытер их о брюки.
— Ну что, шаловливый шляющийся мальчик? — приветствовал его Уордл. — Мало тебе дня, так решил еще и ночью прогуляться в осиное гнездо?
Холден хотел огрызнуться, но передумал и ласковым голосом сказал:
— А ты замечательно выглядишь сегодня. Наверное, сумел почистить язычок в местной химчистке?
— Нам было не до смеха, когда мы услышали со двора звук выстрела. Если кастанцы нас в чем-то заподозрят, считай, дело погибло в самом зародыше. Ты хочешь, чтобы нас раньше времени перестреляли?
— Не знаю, кто там в кого стрелял. По мне, во всяком случае, не стреляли, — сказал Холден.
— Просто у кого-то винтовка пальнула сама собой, так?
— Ты прав, приятель. Случайность, но не совсем чистая случайность.
Усевшись на край койки, Холден принялся развязывать шнурки ботинок.
— Этот милый стрелок привалился своей широкой спинкой к углу арсенала, поскольку очень нетвердо держался на ногах. Разумеется, и его винтовка тоже уперлась в стену. А потом он сообразил, что лишний вес на плече ему мешает, и нежно сбросил винтовку себе под ноги.
— И что же было дальше? — спросил Холден.
— Я оторвал кусок проволоки с арсенальной ограды и оба конца изогнул в виде крючков. За каких-то десять минут я дополз до угла. Один крючок я прикрепил к курку винтовки, другой — к забору. Затем я отполз назад и предоставил событиям развиваться естественным образом.
— Ты — редкостный псих. Если бы этот кастанец увидел тебя, он бы прошил тебе пузо очередью, и сейчас ты бы не сидел здесь.
— Он меня не видел. Не знаю, что тут пьют кастанцы, но глазки у него были залиты достаточно.
Закинув ботинки под койку, Холден встал и стащил с себя брюки. Из них он извлек длинный, не менее нескольких ярдов, кусок материи.
Не в силах сдержать любопытства, Уордл подскочил к его койке и в тусклом ночном свете пригляделся к добыче. Схватив материю, он поспешил к окну, чтобы проверить, не ошибся ли.
— О стада священных коров! Да это же их флаг!
— Не спорю, — согласился Холден.
— Откуда ты его спер?
— Зачем же так грубо? Я нашел его в зарослях тростника, — засмеялся Холден. — Что годится для фараоновой дочки, сгодится и мне.
[38]