— Ей полфронта жизнью обязаны. Варвара Трофимовна заступает на смену через три часа, Шабанов, тебе не повезло.
— Как же так, я ведь…
— Вот так.
— Хорошо. Я вечером заеду. У меня сутки в запасе есть, поезд только завтра.
— Ладно. Я ей передам, кавалер. — Главврач направился к лестнице. — Бесшабашный народ!
Друзья уже сидели в открытом «додже», мотор машины работал. Леня помахал рукой Шабанову:
— Давай сюда, герой! Глеб запрыгнул в машину.
— Леня, можем вернуться сюда вечером?
— Запросто. Мы тут хатку присмотрели, рядом с пристанью. Стол уже накрыт. Водочка стынет, сальце тает.
— Вперед! — скомандовал морячок.
Машина рванулась с места, подняв за собой столб пыли. -На глазах Вари появились слезы. Уехал. Значит, забыл о ней. Нет, не может такого быть!
— Варвара?
Девушка смахнула косынкой слезы и обернулась.
Главврач подошел ближе и глянул в окно. Машины на месте не было. Он взял из ее рук смятую белую косынку с красным крестом.
— У вас еще есть время ее погладить. Почему же вы вниз не спустились?
Девушка пожала плечами, слезы вновь навернулись на глаза.
— Он искал вас. Это я виноват. Не огорчайся, обещал приехать вечером. У него сутки до поезда.
— Это правда? — На очаровательном лице появилась белозубая улыбка.
— Шабанов не похож на обманщика.
С авторитетным мнением не поспоришь.
Тем временем молодые офицеры проскочили комендатуру, расположенную на окраине села, и подкатили к избе, одной из немногих уцелевших.
— Вот тут и пировать будем, — объявил Леонид. — Население давно эвакуировали, местное начальство расквартировали в деревнях поближе к пристани.
— Но вы-то не начальство! — удивился Шабанов.
— Жора к коменданту подход имеет. Дом нам выделили в полное распоряжение на сутки. Завтра я с тобой поеду, Глебушка.
— В мою эскадрилью? Ты же тяжеловоз, Леня.
— Был, да весь вышел. Переучили на истребителя. Микоян помог.
— И сколько часов налетал?
— Тридцать два. Мне хватит. Я фрица печенкой чувствую. Возьмешь меня под свое крыло, Глеб?
— А почему нет?
— Вот и ладушки. С таким асом, как ты, в бой идти одно удовольствие.
Стол был накрыт по всем правилам. Картошка в мундире, тушенка, огурцы, селедка, перья зеленого лука, хлеб, сало и пять бутылок водки.
— Мать честная! Харчей на роту хватит, — поразился Шабанов.
— Паечки флотские и пилотские. Заслужено, значит, получено, — громко заявил Жора и достал из кармана орден Красной Звезды.
— Надо бы обмыть!
У Лени две медали, у Глеба два ордена и медаль, а Жора всех перещеголял. Три медали, четыре ордена и пятый из кармана вынул. Всем нос утер.
— За четырнадцать дырок надо героя давать, — заметил Леонид.
— Еще успею получить, война не завтра кончается. Пока фашистскую гадину до последнего не придушим…
— Приступим к трапезе, помолясь. Слюнки текут. — Леня потер руки.
Орден опустили в кружку, залили водкой, и Жора выпил до дна, прихватив орден зубами. Выпили и остальные. Пили много, ели мало.
Дело дошло до песен. Пели громко, под гармошку, морячок откуда-то приволок. Кому в голову взбрело в меткости упражняться — сказать трудно, но спорили до хрипоты.
— Брось, Ленька! Все вы, детки своих больших папочек, са-мые-самые. Что твой дружок Микоян, что Вася Сталин. Вы на деле докажите.
Курбатов взял со стола пустую бутылку и поставил себе на голову.
— Иди к дверям и стреляй. Собьешь бутылку, поверю, что ты лучший.
— Тут и сомневаться нечего, — рассмеялся Леонид.
— Глупые шутки, ребята, — попытался их остановить Шабанов.
— Не дрейфь, пилот, в меня он не попадет. Я бессмертен.
Жора достал из кобуры наган, высыпал из барабана все патроны и вставил два на место. Раскрутив барабан, взвел курок, приставил к виску и нажал на спусковой крючок. Раздался щелчок. Леонид и Глеб следили за моряком, затаив дыхание. Трижды он раскручивал барабан, трижды подносил его к виску. Выстрела так и не последовало.
— Ну что, авиация? Кишка тонка? Знай флотских. Говорю же, я бессмертен, — Курбатов коротко хохотнул.
— Сейчас проверим.
Ленька обозлился. Выпив залпом стакан водки, отошел в дальний конец избы и достал свой «ТТ».
— Ставь мишень.
— Вот так-то лучше.
— Не глупи, Леня!
Шабанов вскочил и бросился к приятелю, но тот его оттолкнул, задев рану.
Глеб схватился за грудь и присел на корточки. Раздался выстрел. Бутылка слетела с головы моряка и упала на диван.
— Э, нет, так дело не пойдет, ты горлышко отбил. Целься ниже. Бей по этикетке, в середину.
Курбатов взял со стола другую бутылку, допил из горлышка остатки водки и поставил ее на свою голову.
Леонид вытянул руку, прицелился, нажал на спуск. Грянул выстрел. Моряка отбросило назад, он ударился о стену и медленно сполз на пол. Его взгляд остекленел. Чуть выше переносицы зияла черная дырка, из которой текла кровь, ручеек раздвоился на носу и потек по щекам, будто слезы. Бессмертный моряк был мертв.
Двери избы распахнулись. Вбежали люди в военной форме.
— Кто открыл стрельбу?
— Это я, — тихо произнес убийца, — старший лейтенант Хрущев.
— Арестовать.
Забрав оружие, Хрущева и Шабанова вывели во двор, где стояла машина военной комендатуры.
Варя весь вечер выглядывала в окно, как только слышала звук автомобильного мотора. Глеб не приехал. Он не появился и на следующий день. Она ездила на вокзал провожать поезда, но ни в одном из них Шабанова так и не нашла.
Как же теперь обещанный танец после войны?
5.
В 50-м Дальстрой достиг своих максимальных размеров. В 30-х он ограничивался рамками района Верхней Колымы, теперь Дальстрою подчинялся весь Дальневосточный край, куда входили не только Колыма, но и Чукотка, большая часть Якутии, Хабаровский край и Камчатская область. Среди заключенных сначала было три тысячи четыреста семьдесят девять японцев, для которых построили отдельный лагерь, но численность их падала с каждым днем, счет погибшим никто не вел. Люди списывались с той же легкостью, как ветхая одежда, и выкидывались в котлованы, как выработанная рудная порода после обработки. Погибали и служившие здесь солдаты. К присяге призывали местное население, винтовки выдавались каюрам-эвенкам, камчадалам, чукчам-оленеводам, якутам. Не спасало. Рук не хватало катастрофически, охраны тоже. Многие рудники вставали, так как некому было подстегивать и гнать в забои зеков. Добыча катастрофически падала, золотые времена великой империи клонились к закату. Кто-то отдавал себе в этом отчет, а кто-то и слышать не хотел о неминуемой гибели главного источника драгоценного металла и сырья, как бы оставаясь в начале 40-х, когда Колыма обошла Калифорнию по добыче желтого металла.