Он обнаружил, что стоящий перед ним Траск держит одну руку в кармане. Карман слегка оттопыривался. Оружие?
Их глаза встретились. Ученый медленно проговорил:
— Помня нашу прошлую дружбу, я не мог не задать тебе этот вопрос, Дэвид. Надеюсь, ты это понимаешь.
Марин понимал, что теперь необходимо выиграть время, чтобы успеть достать собственный пистолет.
— Хорошо, — сказал он. — Как бы я мог с тобой сотрудничать?
Криво улыбнувшись, Траск покачал головой.
— Дэвид, я полагаю, что для тебя это было бы слишком серьезным решением. Прости, но тебя выдает выражение твоего лица. Я не могу поверить, что ты действительно обдумываешь мое предложение.
Его улыбка поблекла. Он вытащил руку из кармана и нацелил на Марина газовый пистолет.
— Отойди туда! — кратко приказал он, указав свободной рукой на ряд приборов в углу помещения.
Марин поднялся на ноги и без слова проследовал в угол. Он ждал с холодным любопытством, полностью смирившись — с чем? Он еще не был ни в чем уверен. Похоже, смерть ему не грозила. Марин поднял глаза. И снова встретился взглядом с Траском.
Какое-то время они смотрели друг другу в глаза.
В конце концов Траск отвел взгляд.
— Полагаю, что тебе хотелось бы подробнее узнать, что я запланировал, — проговорил он.
Марин со вздохом покачал головой. Люди всегда придумывают для своих злодеяний замысловатые оправдания. Теперь, когда он отказался от своих добрых намерений, у него пропала и заинтересованность.
— Избавь меня от этой ерунды! — сказал он.
Траск заколебался. Его щеки покраснели, то ли от гнева, то ли от нетерпения, Марин не мог понять. Но когда Траск наконец заговорил, он снова был спокоен.
— Вероятно, я слишком долго ждал перед тем, как начать действовать, — сказал он. — Я вижу, что тебе пришлось бы слишком многое осознать, чтобы я мог изложить тебе свои мотивы. Но весь этот политический эксперимент смог подчинить себе даже такого человека, как ты. Честно говоря, меня это поражает. Поэтому я просто скажу тебе, что идея группового свободного предпринимательства так же безнадежно бесполезна для человека, как и сами по себе идеи группы и политики невмешательства правительства в экономику. Она не может существовать без подпорок, которые правительство обеспечивает ей при помощи всевозможных уловок. Но в конце концов эта система все равно развалится, когда преемники Великого Судьи начнут грызться между собой.
— И ты все это изменишь? — спросил Марин.
В его голосе, должно быть, прозвучала враждебность, потому что лицо Траска покраснело еще больше.
— Ладно, друг мой, — с коротким смешком проговорил ученый. — Лучшие доказательства — это факты. Когда проснешься, отправляйся в мою квартиру и жди, пока от меня не будет новостей. Я не оставлю тебя в столь трудном положении.
Именно это замечание сохранило Марину рассудок, когда он проснулся.
Глава 3
Марин пробудился со странным ощущением. Так бывает, когда пытаешься и толком не можешь вспомнить, что же тебе приснилось.
Этот сон терзал его ощущением узнаваемости вещей. При этом он будто бы находился в различных странных местах, видел и слышал вещи, которые не имели отношения к его собственной жизни. Теперь он выпутывался из тьмы своего сна без страха, тревоги и каких-либо мгновенно возникающих воспоминаний о том, что заставило его потерять сознание.
Он открыл глаза и увидел, что лежит на койке в углу комнаты, в которой он встретился с Траском. Траска не было видно, и Марин почувствовал немалое облегчение. Он снова закрыл глаза, потянулся, лениво зевнул и наконец подумал: «Как только я поменяю тела, я перенесу это оборудование в офис Марина. После этого мне потребуется примерно день, чтобы найти повод встретиться с Великим Судьей».
Эта мысль пришла к нему настолько естественно, что лишь спустя несколько секунд до него дошла вся странность ее содержания.
«Как только я поменяю — что?!»
От этих размышлений его почему-то стало клонить в сон. Марин с кислой миной тряхнул головой, удивляясь тому, как легко сон и бодрствование сменяли друг друга. Он снова попытался припомнить свой сон и поразился, насколько четко он все помнил. В памяти всплыли обрывки разговоров, которые не могли относиться ни к одному событию, в которых он когда-либо принимал участие. Правда, сами события выглядели достаточно обыденно. Мужчины активно обсуждают свои планы. Он идет по улицам среди других людей. Бескрайняя прерия. Малые и большие города, видимые с воздуха. Лужайка и улыбающаяся женщина, идущая к нему по траве.
Он никогда не видел этой женщины. Это были не его воспоминания. И все же он не мог избавиться от ощущения, что эти события где-то реально происходили. Думать об этом было трудно: Марин с трудом преодолевал сонливость, словно его накачали наркотиками. Похоже, именно из-за всех этих странностей он чувствовал себя несчастным и страдал от непонятного физического дискомфорта.
Внезапно в голове пронеслась четкая мысль: «А где Траск?» Почти сразу же его сознание соскользнуло в мир мысленных картин. Они напоминали те, что он видел во сне, но теперь ему пришло в голову, что эти картины отображали жизнь Уэйда Траска — увлеченного, испуганного мальчика, чьи страхи выкристаллизовались в скрытые идеалы, а те, в свою очередь, породили могучее стремление к власти.
Одна сцена запомнилась ему особенно четко. Он стоял на коленях или, скорее, только что встал на колени перед кроватью, на которой лежал умирающий мужчина. У Марина возникло ощущение, что это какой-то эксперимент. Он говорил, обращаясь к больному:
— Все, что тебе нужно сделать, это задать вопрос. Ты увидишь: мы сделаем то, о чем ты говоришь.
Лежащий в кровати человек гневно сверкнул глазами:
— Ты негодяй! Ты обладаешь всеми нужными знаниями. Помоги мне!
Марин, кем бы он ни был во сне, заговорил снова:
— Не позволяй страху уничтожить твой здравый смысл. Скажи мне, почему ты болен; затем скажи мне, что делать.
Умирающий застонал.
— Но для этого и нужны врачи. Откуда мне знать, почему я болен?
— Скажи мне, — сказал Траск, ибо это был он, — или умри.
Сцена рассеялась, как клок тумана. Как все прочие, она казалась вырванной из контекста — всего лишь один из эпизодов, разрозненных и не связанных между собой. По ним было невозможно определить, когда именно Траску удалось наткнуться на то направление исследований, которое и привело его к великому открытию. Но конечный результат был вполне определенным. После первоначального периода утряски новоприбывшее сознание обретало полный контроль, и все прежние воспоминания тела подавлялись.
Невзирая на то, что мышление теперь пребывало в теле другого человека, оно полностью сохраняло свою индивидуальность, все свои воспоминания, чувства и намерения. Чтобы объяснить этот феномен, Траск разработал новую теорию жизни и сознания.