Спутники Волкодава. Путь Эвриха - читать онлайн книгу. Автор: Павел Молитвин cтр.№ 65

Да что там предсказания! Она настолько перетрусила и переволновалась, что не знала даже, как следует вести себя, когда Фукукан с Буршасом, отправившиеся проследить за отправкой скота в Матибу-Тагал, вернутся в становище. Требовать ли казни неверной жены, просить Фукукана отпустить ее с миром или сделать вид, что ей нет дела до того, как собирается он поступить с Тайтэки? А может быть, она должна приказать умертвить пленницу немедленно, не дожидаясь возвращения мужа? Будучи супругой нанга, она, наверно, могла отдать его людям такой приказ, другой вопрос, выполнят ли они его? Она бы на их месте с исполнением подобного распоряжения не торопилась.

Девушка закрыла лицо ладонями, силясь собраться с мыслями. Что за глупости лезут ей в голову? Никого она не собирается убивать! И женщина эта, конечно же, не Тайтэки. Но даже если Кузутаг ничего не напутал, бояться ей нечего, Фукукан не простит свою бывшую жену. Он любит только ее — Атэнаань, иначе зачем бы ему жениться на рабыне, которая и без того была в полной его власти? О Промыслитель, и что он в ней только нашел? Девушка всхлипнула и улыбнулась — какая же она все-таки дура! Ей радоваться надо, а она ревет! Ну кому еще из схваченных в Фухэе женщин так повезло? Атэнаань вспомнила отца, Батара, так и не вернувшегося с Цай-Дюрагата, и слезы неудержимым потоком хлынули из ее глаз.

Она не была красавицей, не знала ремесел и все же чем-то приглянулась Вакаю одному из тысячников «медногрудых», выбравшему себе, среди прочей добычи, дюжины две фухэйских девушек. Девять из них приземистый кривоногий тысячник, любитель крупных опытных женщин, предназначил в подарок трем своим сыновьям, служившим чиновниками в Матибу-Тагале, куда рабыни были отправлены при первой оказии.

Сыновья Вакая, такие же кряжистые и кривоногие, как их чадолюбивый папаша, разделили девушек по совести. Сначала каждый, начиная, естественно, со старшего, выбрал себе по одной, потом по второй и, наконец, по третьей рабыне. Споров при дележе не возникло, поскольку подобного рода подарки Вакай посылал своим великовозрастньм отпрыскам два-три раза в год и те уже успели привыкнуть к ним и радовались белолицым фухэйкам значительно меньше, чем сундукам со всевозможным барахлом, награбленным «медногру дыми» в богатом приморском городе.

Старший сын Вакая, проведя с Атэнаань несколько ночей, пришел к выводу, что смазливая, но слабоумная девчонка, начинавшая стучать зубами и покрываться гусиной кожей при первых же его прикосновениях, не годится ни на что, кроме как заниматься приборкой в доме, а учитывая, что почетная эта должность уже занята, не нашел ничего лучшего, как проиграть ее в кости младшему брату. Справедливо рассудив, что старшой сплавил ему завалящий товар, младший сын Вакая, пригласив Атэнаань пару раз на свое ложе и убедившись в собственной прозорливости, попытался расплатиться ею со средним братом — повальное увлечение завезенной из Саккарема игрой распространялось среди жителей Матибу-Тагала с быстротой степного пожара. Средний брат оказался, однако, не дурнее младшего и согласился взять рабыню в уплату проигрыша только при том условии, что та хоть чем-то сможет его заинтересовать. Умение готовить обеды и поддерживать порядок в доме не показались ему заслуживающими внимания, и он, укоризненно погрозив младшему брату пальцем, предположил, что если девка эта не является большой мастерицей в деле ублажения мужчин, то его явно хотят провести. Получив заверения, что «более пламенной кобылицы не сыскать во всей Вечной Степи», средний сын достойного Вакая пожелал немедленно в этом удостовериться, и младшему, как он ни хитрил и ни изворачивался, не оставалось ничего иного, как позволить ему проверить качество товара.

На следующее утро он велел свести бестолковую рабыню на невольничий рынок. Он даже не стал ее наказывать, ибо, сколько ни корми старого мерина отборным овсом, сколько ни хлещи его плеткой-семихвосткой, тот все равно не покроет ни единой кобылы.

По дороге на невольничий рынок Атэнаань плакала от счастья, поздравляя себя с тем, что Промыслитель избавил ее от Бакаевых чад, но радоваться ей пришлось недолго. Слуга, которому поручено было продать девушку, — жилистый вислоусый старик с крепкими, как древесные корни, руками — искренне сочувствуя белолицей фухэйке, клятвенно заверил ее, что полоса отмеренного ей счастья подошла к концу. Быть рабыней у «диких степняков» — совсем не то же самое, что ублажать «вечно бодрствующих», — разница такая же разительная, как между похлебкой из корней сургуха и шулюном из молодого барашка, и скоро она сама ее почувствует. Атэнаань никогда не пробовала похлебки из сургуха, но тон старика был столь зловещим и многозначительным, что она, внутренне съежившись, начала расспрашивать своего спутника об ожидавшей ее участи и услышала такое, от чего волосы у нее на голове встали дыбом.

Рабыни живут у степняков недолго, так как женщины-степнячки привыкли вести свое хозяйство сами, и нужны в основном пастухам и табунщикам, которые пасут стада и табуны вдалеке от становища. Вдали от племени и, следовательно, жен, которых кочевники не видят, случается, месяцами, дюжина, а то и две мужчин вынуждены довольствоваться одной-двумя купленными вскладчину рабынями. При отсутствии рабынь, дикие степняки удовлетворяют свою похоть при помощи овец и потому у них возникают весьма скверные привычки и противоестественные фантазии. Что касается привычек, то тут и так все понятно, фантазии же заключаются в том, что глупые кочевники надеются, уложив рабыню под быка, получить от нее быкоголового ребенка, коего можно будет продать саккаремским купцам за большие деньги в качестве невиданной диковины. Ужасные эти суеверия стоили жизни не одной рабыне, но самое удивительное заключается в том, что овцы таки в самом деле рожают иногда овцелюдей, а в Саккареме, если верить слухам, возят по городам в железных клетках на потеху толпе быкоголовых мужчин и женщин. Болтать, впрочем, все горазды, но старому человеку врать не к лицу и он не стал бы заводить этаких разговоров, когда бы давеча сам не видел в Матибу-Тагале быкоголового юношу, коего показывали на невольничьем рынке. Весть об этом, уж верно, разнеслась по Вечной Степи, и теперь дикие кочевники, в чаянии грядущей наживы, будут покупать рабынь особенно охотно. Бедные женщины! Бедные быки!..

Мерзавец-старик рассказывал все это с таким серьезным видом и — вот ужас! — байки его так походили на страшные истории, которые шепотом пересказывали друг другу девочки-фухэйки, что после всего пережитого и виденного собственными глазами Атэнаань не могла ему не поверить. А потому двумя днями позже купленная на невольничьем рынке каким-то седовласым кочевником, она ночью перерезала себе вены, что являлось, по верованиям жителей приморских городов, величайшим грехом. К тому времени, однако, вера Атэнаань в доброту и справедливость Промыслителя сильно пошатнулась, и Буршасу пришлось изрядно повозиться, дабы вернуть к жизни сумасшедшую девчонку, чем-то напоминавшую ему его собственных дочерей, давно уже вышедших замуж и покинувших отцовскую юрту.

С нетерпением ожидавший возвращения Буршаса, Фукукан едва удостоил взглядом мертвенно-бледную девушку, привезенную стариком из Матибу-Тагала. Он жаждал услышать, удалось ли его бывшему наставнику и неизменному советчику разузнать что-нибудь о планах Энеруги Хурманчака и всучить кому надо соболиные шкурки, дабы взявший их хотя бы на зиму отвратил взоры Хозяина Степи от племени хамбасов. Услышав, что поездка Буршаса увенчалась успехом, нанг отправился охотиться к отрогам Самоцветных гор, а затем три дня угощался архой, к которой возымел слабость после того, как кокуры украли у него жену и дочь, зарубили и затоптали конями дюжину стариков и детей и убили шамана, казавшегося ему вечным, словно степь или небо над головой.