Принцип суперпозиции - читать онлайн книгу. Автор: Евгений Белоглазов cтр.№ 75

12 марта

Я не ошибся. За мной действительно наблюдают. Два типа целый день таскались за мной, пока я, следуя устоявшейся традиции, обходил букинистические магазинчики.

Примерно раз в месяц я заходил сюда покопаться в старых журналах и книгах, полистать полуистлевшие, затертые до дыр страницы старинных фолиантов, окунуться в атмосферу прошлого с ее особым, неизъяснимым колоритом. Труды древних мыслителей тянули меня как магнитом. Именно у них, теперь уже истлевших в прах мудрецов, я искал объяснение такому феномену, как человеческая личность. Запахи плесени, прелой бумаги, пыли, чернил вызывали во мне чувство истинного благоговения перед памятью тех, чьи мысли были когда-то запечатлены в поблекших строчках и отождествлялись с давно канувшей в Лету неторопливой жизненной размеренностью, которая как нельзя лучше способствовала углубленному созерцанию себя в природе и природы в себе. Если книга или рукопись наводили меня на серьезные размышления, я покупал ее. Таким образом, у меня скопилось изрядное количество трудов по механике, антропологии, астрономии… и если не все они, то, по крайней мере, большинство способствовало моему духовному становлению, хотя на первый взгляд моя библиотека не имела к этой стороне жизни прямого отношения.

Итак, еще с утра я заметил, что за мной по пятам следуют два неизвестных человека. А произошло это случайно. Перед тем как войти в магазинчик братьев Боквилей, я оглянулся и непроизвольно перехватил чересчур пристальный взгляд одного из двух молодых людей, которые неторопливо шествовали сзади. Сперва я не придал значения этому, казалось бы, ничего не значащему эпизоду и вспомнил о нем чуть позже, когда просматривал редкий сборник сонетов мало кому известных поэтов эпохи Возрождения.

Подготовленный в какой-то мере, я подошел к окну и снова увидел их. Они стояли у тротуарного ограждения и о чем-то переговаривались. Вот тут-то и зародились первые подозрения. Понимая, что это могло оказаться игрой воображения, я приказал себе не думать о них и действительно вскоре обо всем забыл, наткнувшись на прекрасно оформленный двухтомник древнешиитского учения об основах исламской законности. Великолепная бумага, красочные иллюстрации в духе средневековых традиций, темно-коричневый, почти черный сафьян переплета говорили не только о научной, но и художественно-эстетической ценности этого достойного музейной витрины экспоната.

С трудом оторвавшись от дорогой, не по моему карману книги, я вышел на улицу и отправился дальше по разработанному маршруту. Молодые люди пошли следом и несколько раз мелькнули в толпе шляпами. На этот раз подозрения почти переросли в уверенность.

В следующем пункте я решил задержаться подольше. Хотелось лишний раз проверить себя, а заодно обдумать положение. Хозяйка хорошо меня знала, поэтому сразу предложила осмотреть полку с новыми поступлениями.

Я подошел к стопке потрепанных книг и стал рассеянно перебирать их. Настроение было ужасное. Вид старинного письма с витиеватой вязью строк не приносил радости, всегда охватывавшей меня, когда среди книжного хлама попадались по-настоящему интересные издания. Даже основное творение Пьера Гассенди [8], давно ставшее библиографической редкостью и неизвестно как попавшее на стеллажи мадам Роддингс, не смогло на этот раз рассеять тягостных дум.

Отложив книгу, я попросил вдову упаковать ее и отослать ко мне на дом. После этого вышел на улицу и оглянулся. Так и есть! Те же парни стояли на противоположном углу перекрестка и от нечего делать разглядывали прохожих. При моем появлении они отвернулись и принялись изучать прибитую к одному из выстроившихся в ряд тополей доску с объявлениями.

Я побывал еще в нескольких местах и всюду чувствовал за собой «хвост». Приятный ритуал превратился в пытку, в какую-то дурацкую, бессмысленную игру.

Возвратившись домой, я еще какое-то время наблюдал из окна за этими бог весть откуда взявшимися аргусами [9]. Сперва они бесцельно прогуливались по бульвару, а потом устроились на скамейке, неподалеку от детской площадки. Примерно через час они исчезли и больше на глаза не попадались.

«Неужто это работа Эрмаха?» — сверлила меня одна и та же мысль. Кем же он тогда является и кого представляет? Нет, надо запретить себе об этом думать. У меня нет оснований ему не доверять. Просто я оторвался от реальной жизни и слишком болезненно всё воспринимаю… А может, меня действительно проверяли? Если так, то чем это мне грозит? Да вроде бы ничем. Всё, что существует на данном этапе, бесплотно и неосязаемо. Наиболее ценная информация хранится в голове, а без нее вряд ли кто сумеет подобрать ключи к чертежам. Правда, многое изложено и здесь, но о существовании этой тетради никто не знает. Да и вряд ли она кого заинтересует. Впрочем, ее можно уничтожить. Тогда я вообще стал бы неуязвимым. Но как ни странно, я привык к дневнику. И только в общении с ним, да еще с Эльзой, нахожу успокоение, черпаю силы. Здесь я могу позволить открытую полемику с самим собой, проверить во времени справедливость тех или иных концепций, а это убеждает в необходимости и впредь поверять бумаге то, что накапливается, оседает в памяти.

Но дополнительная осторожность не помешает. В конце концов Эрмах мог проболтаться и тем самым привлечь внимание неких заинтересованных лиц. Завтра попытаюсь проверить свои выводы, и тогда станет ясно, прав я или нет.

19 марта

В последние дни произошло столько событий, что голова идет кругом. Воистину нельзя предугадать — где найдешь, где потеряешь! В связи с тем, что происходит, могу подтвердить старую истину — человек не более как щепка, которую то выносит на гребень волны, то низвергает в захватывающую дух пучину.

Не так давно я мог только мечтать о тех возможностях, что открылись вот так и сразу. Ликование переполняет иссохшую в томительном ожидании душу, высвобождает закостенелый мозг и надорванное внутренними запретами тело от цепенящей летаргии не столь далеких, но ушедших безвозвратно дней. Сам удивляюсь, с какой легкостью и быстротой забываются, уходят в прошлое минуты отчаяния. Как незаметно стираются острые, режущие по живому грани всеподавляющей зависимости, казалось бы, всесильного, неподвластного корыстолюбию интеллекта от обычного денежного мешка, от тупой прихоти невежд и притязаний жалких дилетантов. Как скоро забываются уколы уязвленного самолюбия, вызванные тем, что распределение меры общественного достояния зачастую не соответствует принципу долевого участия каждого…

О-о! Когда-нибудь я вернусь к этой теме. Всё, что довелось когда-то испытать: и унижение, и непонимание, и горечь тяжкой утраты, — всё будет восстановлено, переосмыслено. И тогда…

Но попробую очиститься от окалины недомыслия и вернусь к тому, ради чего открыл эту тетрадь. На следующий день после того, как была обнаружена слежка, я возвращался от Мориса Сгиварски. На этот раз всё было спокойно. Никаких признаков наблюдения я не обнаружил. Возникшие накануне подозрения утратили былую убедительность.