Архивы Страшного суда - читать онлайн книгу. Автор: Игорь Ефимов cтр.№ 74

1

Народу в зале ожидания было немного. Местный поезд уже ушел, до скорого Ленинград — Мурманск оставалось часа три. Илья пристроился на скамье у окна, положил на колено новенький блокнот, достал карандаш.

«Дорогая моя! Вот и до нас добралось лето. Или весна. Во всяком случае, у нас есть настоящая трава, настоящая листва, почти настоящие цветочки. Лед сошел. Солнце греет так, что на мой обгорелый нос никто уже не обращает внимания, — он перестал быть редкостью…»

Он знал, что письмо никуда не дойдет, что он скорее всего просто порвет его и выбросит, как все предыдущие. Но ему нравилось так коротать время увольнительной. Тем более что теперь каждое воскресенье было окрашено лучиком надежды. Слабым, полуреальным, один шанс из тысячи. Но когда-нибудь этот шанс выпадет, когда-нибудь Виктория вырвется и приедет снова, и он сможет отдать ей письмо из рук в руки. Да и не имел он в виду непременно Викторию. «Дорогая моя» — это было гораздо шире, «дорогая» вообще, не обязательно даже кто-то, кого он знал.

«…Также прилетели новые птицы. Многих из них я не знаю. Не знать имен того, что растет, плавает, бегает, летает вокруг тебя, как-то грустно и неловко. Все равно что жить в доме, не зная названий того, что висит на стенах, стоит по углам. Никогда не станет родным…»

Какая-то сезонница, замотанная в зеленый платок, села рядом с ним на скамейку. Ватник ее пах скипидаром. Ребенок на руках у старухи, сидевшей напротив, начал жалобно поднывать.

«С птицами труднее всего. Рыб можно взять в руки, на базаре например, и спросить. Веточку куста или дерева принесешь тете Луше, и она скажет, как называется. На птиц почти всегда смотришь издалека и в одиночку. И слышишь их тоже где-нибудь в лесу — один. Не у кого спросить. Наверно, только тот, кто с детства ходил в лес с отцом и матерью, будет знать местных птиц. А мы, хоть всю жизнь тут прослужим, так и останемся пришельцами, чужаками. Птицы нас не признают».

Ребенок стал плакать громче. Сезонница что-то сказала, не поворачивая головы. Илье почудилось, что она назвала его по имени. Он наклонился, пытаясь заглянуть ей в лицо. Она отвернулась. Но при этом нащупала, не глядя, его руку и вложила в нее какую-то бумажку. Потом встала и быстро пошла из зала.

Илья удивленно посмотрел ей вслед. Разгладил бумажный комочек. Ряды букв ломались и скакали, как охваченная паникой очередь.

«Ильюша, не беги за мной сразу. Не надо, чтобы нас видели сегодня вместе. Приходи на то место на холмике, где мы сидели в первый раз. Я тоже туда приду. В.».

Сначала ему стало стыдно, что он не узнал ее. Потом стыд сменился досадой, почти злобой на то,

что она всегда появлялась так неожиданно и своевольно. Что он не мог ни приблизить ее появление, ни отдалить, ни хотя бы подготовиться. И только потом радостная волна прошла по груди, плеснула в горле. Но все же его хватило на то, чтобы продержать себя на скамье еще минут пять и только потом не спеша подняться, запихнуть блокнот в карман, поправить пилотку, двинуться к выходу на привокзальную площадь.

По городу он шел быстро и озабоченно — как бы по делу. Кивал знакомым, козырял попадавшимся навстречу офицерам.

Лишь на большаке припустил бегом.

Но когда взлетел по склону холма, увидел, что место их занято.

В кустистой низинке, невидимая с дороги, стояла палатка. Грузный бородач в штормовке и резиновых сапогах сидел перед ней на корточках, разжигал бензиновый примус. Он улыбнулся, призывно помахал рукой.

Илья застыл в растерянности.

Сзади захрустел прошлогодний черничник.

Виктория подошла без улыбки, притянула за шею, осторожно поцеловала в щеку. Потом за руку повела вниз к палатке.

— Познакомься. Это Павел Никифорович. Близкий мамин друг. Твоей, конечно, мамы, не моей.

— Мы немного знакомы, — сказал Павлик. — Говорили несколько раз по телефону.

— Да, — рассеянно откликнулся Илья. — Я припоминаю.

— Ильюша, мы должны тебе кое-что рассказать. Очень важное. Сядь вон туда. Я недавно ездила от студии в Финляндию. И оттуда дозвонилась до Лейды Игнатьевны… Да-да, прямо в Америку… Да, я знаю, что я молодец… Но ты не представляешь, что ей приходится выносить ради тебя… Теперь стало ясно, почему тебя здесь держат… Почему переписку не разрешают, в отпуск не отпускают, а теперь вот не демобилизовали…

Илья слушал и постепенно ему начинало казаться, что какая-то веревка опутывает его виток за витком, туже и туже. Или скорее так: он приходит в себя после какой-то аварии и понемногу начинает пробовать руки и ноги — работают или нет — и обнаруживает, что спеленут тысячью повязок, что все, что ему осталось: поднимать и опускать веки, дышать, шевелить мизинцем, торчащим из гипса. Они говорили по очереди, иногда поправляли друг друга, но все поправки и уточнения сводились к тому, чтобы не дать ему увлечься какой-нибудь обнадеживающей химерой, не пропустить и капли света в глухую, убийственную черноту. Лишь в конце Павлик обронил что-то несуразное, чего он не мог поначалу даже понять.

— Как это уйти? Куда?

— Я думаю, другого выхода нет. Тебе надо уйти отсюда. Уйти за границу.

— По морю, что ли? По воздуху?

— По земле. По травке, по камушкам, по кусточкам, по лесочкам. До финской границы я тебя доведу.

— Но Финляндия выдает!

— А ты и там не показывайся. Иди себе и иди, пока не придешь к шведам. Шведы хорошие люди. Москвы не боятся, беглецов прячут.

— Не знаю… Это какое-то безумие… Никто еще так не убегал… Надо все обдумать… Чистая авантюра…

— В том-то и беда, что на «думать» у тебя времени нет… Минут десять разве. Или пятнадцать. Зато у нас с Викторией времени было много. Не один вечер мы просидели. С циркулем и линейкой, по карте, все шансы подсчитывали. И вышло не так уж плохо. Я бы сказал: пятьдесят из ста.

— Это правда, Ильюша. Я тоже сначала не верила. Но Павел Никифорович и в одиночку через тайгу ходил. По двести километров и даже зимой. Он все умеет, всему тебя научит.

Павлик развернул карту, придвинулся ближе:

— Смотри. Через полтора часа приходит поезд. Мы садимся в него. Ты, конечно, переодеваешься в гражданское — там в палатке все припасено. Едем на север до Мончегорска. Вот билеты. Оттуда — пешком на запад. У Верхнетуломского водохранилища попробуем найти лодку. Если нет — обойдем по земле. А дальше, между двумя речушками, там небольшая возвышенность — по ней и потопаем. Места такие глухие, что и захочешь человека встретить — не найдешь. А нам-то это вообще ни к чему. Так незаметно до границы и доползем. Думаю, дней за восемь.

— А если поймают?

— Судить будут. Тебя — за дезертирство, меня — за сообщничество. И неизвестно еще, кто больше получит.

Павлик всмотрелся в его растерянное лицо, взял за плечи.