Архивы Страшного суда - читать онлайн книгу. Автор: Игорь Ефимов cтр.№ 43

Во-первых, с Ильей ничего плохого не случится. Но так как выяснилось (Вы сами подтвердили документально), что ему уже восемнадцать, придется послужить в армии. Три года. И в течение этих трех лет мы будем рассчитывать на Ваше сотрудничество, на Вашу помощь. Судя по тому, что Вы предпочли лагерь разлуке с семьей, Ваши материнские чувства еще живы. Потом отпустим его на все четыре стороны.

Во-вторых, Севы Архипова не существует. Он — вымысел. Небольшой спектакль по системе Станиславского. Которая, как видим, все еще срабатывает, что бы о ней ни говорили поклонники сценического модерна. То есть никто выменивать Вас не собирался. (Много чести.) Вы появляетесь в Вене на правах обычной эмигрантки, сами связываетесь с Фондом, сами поступаете к ним на работу.

Хочу подчеркнуть особо: у них не должно быть никаких подозрений насчет Вашего знакомства со мной. Именно поэтому в гостиницу лейтенант пришел не с вызовом на допрос, а представился секретарем конференции. Именно поэтому Вы едете не по туристской визе (они бы не поверили), а по израильской.

По поводу же Ильи Вы всем (Фонду, друзьям, семье) будете говорить следующее: что он с самого начала не хотел уезжать; что у него в Ленинграде — любовь; что согласился на все это лишь для того, чтобы помочь уехать Вам (единственная половинка еврея в семье); что у Вас все же сохранялась надежда, что он передумает и останется с Вами, и что именно поэтому Вы так переволновались в Берлине, когда увидели, что он намерений не изменил и повернул назад.

Настоятельно рекомендую: не пытайтесь играть со мной в игры, не выкидывайте трюков. Поймите: малейшее подозрение у синьора Умберто — и Вас не берут на работу в Фонд. Если же Вас не берут в Фонд (или берут, а потом увольняют), я расцениваю это как саботаж с Вашей стороны, и Илья немедленно получает перевод из обычных войск в войска лагерной охраны. И отправляется охранять заключенных на урановых рудниках. А там — Вы сами знаете: если и выживают, то как бы наполовину. Нормальными людьми не выходят.

То же самое — если Вы забудете позвонить раз в месяц нашему человеку в Риме (телефон заучите, прежде чем уничтожить телеграмму) или откажетесь выполнять его распоряжения.

Напоминаю: все это на три года. Как воинская повинность. Потом «демобилизуем». Даже если захотите вернуться обратно — и это устроим.

Вам, конечно, сейчас трудно в такое поверить — что можно захотеть вернуться. Как и все интеллигенты, Вы воображаете, что жизнь устроена по логике: человек по своей охоте полюбит что-то, поверит во что-то и тогда начинает по доброй воле выбранному делу служить. Ан нет, все наоборот. Если жизнь заставит вас служить чему-то, заставит безжалостно, жестоко, даже под страхом смерти, вот тогда только сумеете Вы полюбить то, чему служите. Может, и с Вами произойдет такое: послужите Родине — и полюбите ее.

Все.

Лирическая часть окончена. Деловая — тоже. Можно приступать к исполнению.

Отныне Ваш непосредственный начальник,

подполковник Я.».

1

— Ну, так как же вам удалось вырваться? Это просто невероятно. Когда Аарон позвонил и сказал, что вы в Вене, я не могла сначала понять, о ком он говорит. Хотя как раз недавно мы снова обсуждали, как помочь вам уехать. Этот ваш реферат, вывезенный Силлерсом, — он был просто сенсацией. Правда, не среди медиков — те воротили нос. Но синьор Умберто был в восторге. И Джина тоже заинтересовалась. Хотя ее трудно чем-то удивить. Джина — сестра синьора Умберто. Она старше его и… Нет, подождите. Сейчас будет один трудный въезд и после него — хайвей. Тогда начну рассказывать по порядку.

Сильвана перехватила покрепче руль, покосилась в зеркальце, потом назад и резко добавила газ. «Фиат» рванулся вперед и вылетел на наклонный трехленточный изгиб шоссе.

— Мы поедем не через город, а в объезд. Так спокойнее, молено поговорить. Соборы, музеи, коллизеи — все посмотрите потом. У вас будет время. Главное, я хочу рассказать вам немного о синьоре Умберто и его семье. Чтобы вы могли внутренне подготовиться к первой встрече. Чтобы некоторые — как бы их назвать — странности в их доме не шокировали вас с непривычки. Фанцони еще и в прошлом веке были знамениты экстравагантностью. Каждый был с каким-нибудь вывихом. То, что досталось Умберто, далеко не худшее. Всего лишь страсть к азартной игре. Это сделалось очевидно в нем уже к пятнадцати годам. Вы, конечно, знаете, что такое рулетка?

— Читала у Достоевского. Роман «Игрок», письма к жене. «Дорогая Аня, мне нет прощения, я опять все проиграл… Заложи шаль и брошь, вышли 20 талеров…»

— С той лишь разницей, что и Достоевский сам, и его герои вечно проигрывались в пух, а Умберто нет.

У него это как талант. Он способен был уйти на взлете удачи, уйти с выигрышем. И способен уйти, как только фортуна поворачивалась спиной. Правда, покинув рулетку, он тут же шел к бильярду или к карточному столу, но и там на смеси искусства и чутья обычно выигрывал. Отец проклинал его за порочную страсть, но, по чести сказать, больших неприятностей семья с ним не имела. Устав от домашних скандалов, он уехал в Америку учиться, женился там, получил очень хорошую должность в электронной фирме, потом работал в патентном бюро, еще где-то, получил гражданство, развелся, осел в Нью-Йорке, занимался то тем то этим, но главное — играл. И семью это мало трогало до тех пор, пока жив был старый Фанцони.

Сильвана сняла перчатку, потянулась за сигаретами. Шоссе шло по склону горы, делая в ней правильный треугольный вырез. Каменистый срез вертикального катета поверху был украшен бахромой из пожелтевших кустов, травы, свисающих корней.

— Джина после похорон отца немедленно вылетела в Нью-Йорк. Она всегда имела сильное влияние на брата, умела найти подход к нему. И тут тоже: не стала взывать к совести, к чувству долга, не жаловалась на то, что им, женщинам (мать еще жива), не управиться с запутанными финансами и всеми фирмами, принадлежавшими к тому моменту конгломерату Фанцони. Она просто спросила: сколько часов тебе удается выкроить в день на игру? Четыре? Максимум пять? А если ты возьмешь в свои руки управление делами, ты сможешь играть двадцать четыре часа в сутки. Ибо нет более азартной и более интеллектуальной игры, чем бизнес. Ты сможешь делать последние ходы и ставки, уже лежа в постели, уже засыпая, а результаты будешь получать, проснувшись утром, сможешь возобновлять игру за утренним кофе и газетами. И представьте, это сработало. Умберто вылетел с ней обратно в Рим. Хотя раньше и слышать не хотел об участии в семейных делах. Может быть, потому, что был на ножах с отцом. А тут прилетел хозяином. И с тех пор самолично распоряжается всеми финансовыми и промышленными делами. Довольно успешно. Но в своеобразном, многих отпугивающем стиле.

— Вы давно работаете у них? — спросила Лейда.

— Скоро семь лет.

— И как вам этот «своеобразный стиль»? Вас не отпугивает?

— Видите ли, оказалось, что у меня тоже пристрастие к игре довольно сильное. Даже если в игре мне отведена роль пешки. Насилуя метафору: меня волнует, когда Главный Игрок берет меня пальцами и передвигает на другую клетку. Ведь пока игра жива, пешка тоже полна жизни: она таит в себе угрозу даже для крупных фигур, она может защитить короля, может прорваться в ферзи. Все неудобство же сводится лишь к тому, что вы никогда не можете предугадать следующего хода Умберто. Обычный бизнесмен обязан подчиняться в своих делах одному критерию: выгоде. Он может заблуждаться, может ошибаться в расчете, может быть дезинформирован, но так или иначе вы заранее знаете: он двинется туда, где обстоятельства сулят максимальную прибыль. Не то с Умберто. Он может увлечься оригинальным поворотом игры и при этом наплевать на возможный проигрыш. Игра для него дороже денег. То же самое и в отношениях с людьми. И это вам обязательно нужно помнить. Для него нет нужных-ненужных. Есть те, с кем интересно играть, и те, с кем нет.