Семен едва успевал переводить этот жестокий, сумасшедший диалог.
— Нет! Нет!!! — пытаясь вырваться, хрипел Хогинс. — Я не знаю! Они просто шли, тянули к нам свои руки! Это было ужасно, поверьте! Я не знаю, кто начал стрелять… Отпустите меня… Ради бога… Я не могу больше!
— Отпусти его!
Лада посмотрела на Семена, потом медленно разжала пальцы и отошла в сторону.
Все это выглядело дико… неправильно… жестоко, и в то же время Семен, на которого внезапно обрушился поток новых и страшных впечатлений, никак не мог отделаться от чувства, что и они, и те, кто погиб тут, и бессильно уронивший голову на ладони Марк Хогинс — все они идут по какому-то заранее предопределенному кругу…
— Я не смог попасть ни в одного из них… — внезапно произнес в наступившей тишине Марк. — Я хотел, но не мог…
— Почему? — резко обернувшись, спросил Семен.
— Их не убить… Они… Они как будто состоят из этого проклятого тумана!
— А вы пытались НЕ УБИВАТЬ их? — Голос Лады прозвучал совершенно глухо. — Чем они спровоцировали атаку? Они напали? Разрушили что-то на станции?
Лицо Хогинса побледнело еще больше, когда Семен дословно перевел ему вопрос.
— Я не видел… — упрямо ответил он. — Но если не они, то кто убил всех?! — внезапно вскинув голову, выкрикнул он. — КТО?!
— Страх, — ответ Лады прозвучал как некий осмысленный, страшный вердикт.
Семен почувствовал, как к нему возвращается ледяной озноб, когда он переводил Марку ее лаконичный, ответ.
— Скажи ей, если она такая крутая, пусть пойдет и посмотрит сама! — уже не владея эмоциями, выкрикнул Хогинс. — Пусть посмотрит в глаза СВОЕМУ СТРАХУ!
И тут же, не дождавшись перевода, он вдруг затравленно обмяк, умоляюще посмотрев на Семена:
— Нет… Ради бога, не уходите!.. Не бросайте меня тут!.. Я не вынесу больше!..
* * *
Сколько раз за короткую жизнь судьба загоняла ее в тупик? Лада не могла и не хотела отвечать на этот вопрос. Помнить, считать и копить собственные потери не входило в ее привычку, да и накапливалось их так много, что ни одна здоровая память не стала бы хранить в себе отстой таких воспоминаний.
Воспоминаний, из которых на протяжении многих лет складывалось ее понимание жизни…
Мрак, освещенный лишь двумя вспышками света. Источником одной был Антон… Второй — Семен и его семья.
Слишком мало, чтобы любить людей? Слишком ничтожно, чтобы добровольно подвергаться риску, страдать, а быть может, умереть?
А велика ли была она сама для Антона Петровича Колвина? Для Семена, который выбрал место рядом с ней в кабине внедорожника, поменяв его на призрачную, но — НАДЕЖДУ — спастись, покинув Ганимед на стартовавшем челноке?
Она обернулась, посмотрев на него влажными от непрошеных слез глазами.
Где проходила черта, за которой остался затравленный жизнью зверек и началась та Лада, что ТАК смотрела сейчас на человека, которого знала в общей сложности всего несколько дней, но который уже стал ей дорог, как никто из живущих?
Возможно, этот рубикон был перейден в руинах старого блокпоста в Таджикистане? Или в тот момент, когда она выскользнула из дверей дома Семена, так и не произведя рокового выстрела?
Лада не знала, и, собственно, сейчас для нее не были важны рубежи и даты, важным оставалось другое: она научилась МЫСЛИТЬ, оценивать свои и чужие поступки, а не просто плыть, предоставив себя слепому течению обстоятельств. В этом была ее сила и ее слабость, но, так или иначе, она хотела пройти свой путь до конца, и это был сознательный выбор.
Разумом она не верила в то, что случившееся тут непоправимо. Слишком сильный страх рождал в душах людей этот текучий ядовитый туман. Слишком сильно оголял суть некоторых МАШИНАЛЬНЫХ реакций человека на возникающие обстоятельства.
«ПОЗНАЙ СВОЙ СТРАХ», — кинул ей в лицо раненый американец.
«ПОЗНАЙ ГЛУБИНУ СВОЕГО СТРАХА, — И ВЫЖИВШИЙ ПУСТЬ ПОЛУЧИТ ВЕЧНОСТЬ», — так было написано на камне у входа в один из древних мавзолеев на далекой Земле… Наверное, древний каменотес, чья рука высекла эти слова, не понимал, сколь глубок заложенный в них смысл…
И тот компьютер, с чьего ДВД-привода была закачана в ее мозг эта фраза, тоже не осознавал ее смысл — он делал только то, что ему было предписано.
Лада вздрогнула, ощутив, что уже слишком долго стоит и смотрит в глаза Семена, а он, не отрываясь, — в ее глаза.
Раненый Хогинс беспокойно заворочался в кресле.
Он-то точно не понимал сути происходящего.
* * *
— Послушай, Марк… — Семен старался говорить спокойно, но получалось это из рук вон плохо — голос все равно дрожал, выдавая, сколь сильно напряжены его нервы. — «Гарри Трумэн» не отвечает на наши вызовы, но, быть может, ответит на твой. Постарайся связаться с Кински, пусть он пришлет сюда модуль.
— Куда вы собрались идти?!. — обессиленно осведомился Марк.
— К тому объекту на леднике…
— Это безумие!
— Марк, пойми… ставки слишком высоки, и тут не играет никакой роли, кто придет первым: Америка или Россия… — ответил ему Семен. — Если ты поймешь смысл слова «нечеловеческий», то ты сможешь признать и то, что все мы оказались в одной лодке, без расовых различий, государственных границ и других вековых условностей… — Семен говорил и успокаивался одновременно. — Мы видели то, чего не смог увидеть ты, мы видели, отчего погиб твой взвод… Там нет людей, убитых не из стрелкового оружия.
— Это ничего не значит… — хрипло прервал его Хогинс. — Не ходите туда… Давайте вместе уберемся отсюда, и пусть мой корабль бомбит это место. Прошу!..
Вместо ответа Семен вложил в дрожащую ладонь Марка сложенный вчетверо бумажный листок.
— Передай это полковнику Наумову, если он будет на борту «Гарри Трумэна». Если нет — то своему командиру.
— Что это?
— Гипотеза, которую мы хотим проверить… Единственное разумное объяснение творящемуся здесь бреду и тем фигурам, что видели в тумане бойцы твоего взвода…
Хогинс хотел что-то сказать, удержать двух русских безумцев, но Семен, словно предвидя это и не желая больше расходовать свою пошатнувшуюся решимость на бесполезный спор, просто хлопнул его по плечу и, не оборачиваясь, пошел к внутреннему люку купола, у которого ждала его Лада.
Только когда запор шлюза щелкнул, Марк понял, что так сильно беспокоило его в их уходе.
Снайперская винтовка Лады, что осталась стоять, прислоненная к пульту, на котором злобно горело с десяток красных сигналов, свидетельствующих о перегрузке и отключении внешнего кольца процессоров переработки.
Теперь колонию могло спасти только чудо…
Чудо, в котором он уже не хотел принимать никакого участия.