Синий краб - читать онлайн книгу. Автор: Владислав Крапивин cтр.№ 117

Потом на пол падает жестянка. Я оборачиваюсь. Владькины большущие глаза виновато смотрят на меня из-под берета, который он забыл снять. Затем мы оба переводим взгляд на жестяную баночку — виновницу шума.

— Что это? — спрашиваю я (имеется в виду: «Что это за жизнь? Дадут мне, в конце концов, спокойно работать или нет?»).

— Мазь. Чтобы горн чистить, — торопливо объясняет он и ногой, дотянувшись, придвигает жестянку к себе.

Владька — горнист. Сигналист сводного юнкоровского пионерского отряда «Стрела». В горнисты он попал не очень-то законно, потому что ещё не пионер. Но играет он чисто, весело, и ребята сказали:

— Ладно уж. Всё равно его скоро примем.

Скоро… А когда?

Неделю назад ему исполнилось десять лет. Торжественное обещание он выучил давным-давно. И законы пионеров знает, и вообще всё, что полагается. Не знает лишь, когда будет долгожданная линейка. Говорят — на днях, а точно никто не говорит. Только усмехаются. Что за люди!

Всё у Владьки есть: и форма (морского юнкоровского отряда) с золотистыми нашивками, и голубая пилотка, и значок горниста на воротнике. Но всё это не то. Не так. Потому что отряд — пионерский, а он, Владька, пока здесь без всяких прав. И стоит навытяжку, не поднимая руки, когда все салютуют отрядному знамени.

Скоро ли уж?

Тут и нетерпение, и… разные беспокойные мысли.

Жизнь у третьеклассника тяжела и полна опасностей. То забудется почему-то басня, которую учил накануне, и тебе сразу отметочку — сами знаете какую; то дежурный восьмиклассник (высоченный, как директор) хватает тебя за плечо: «Ты что скачешь по коридору? Ходить разучился?» — и зачем-то записывает фамилию. А сегодня Владька случайно (ну правда же совершенно нечаянно!) зацепил плечом Лидку Васнецову, когда она чертила рамку в тетради по рисованию. Линия получилась кривая, Лидка захныкала и нажаловалась. И у Владьки в дневнике, конечно, написали: «Толкается на уроках! Тов. родители, примите меры!»

Родительских мер Владька не так уж и опасается. А вот не повлияет ли запись на его вступление в пионеры?

Этот осторожный вопрос Владька задаёт мне. Конечно, решать будут ребята, но и от меня кое-что зависит: как-никак я вожатый отряда.

— Поживём — увидим, — рассеянно говорю я.

Но лицо у Владьки делается такое, что трудно не засмеяться. В самом деле, нельзя же обрушивать на человека беду из-за того, что он неосторожно (ну честное слово, не нарочно!) пошевелил плечом.

— Сиди и не мешай мне, великий грешник, — говорю я и пытаюсь вникнуть в статью.

Владька, скинув ботинки, перебирается в кресло и занимает в нём прочную позицию. Я приношу ему бутерброд с кабачковой икрой. Пока бутерброд уничтожается, я успеваю написать четыре строчки.

Владька начинает шумно возиться в кресле.

— Ты что пыхтишь?

Он вытягивает из-за пазухи пионерский галстук и разглаживает его на коленях.

— Ты что, так и таскаешь его с собой?

— Ага.

— Ну зачем? Смотри, помял весь. Неужели дома негде положить?

— Ну да! Мама начнёт прибираться и спрячет куда-нибудь! Тогда вот пилотку спрятала, и я на три минуты на линейку опоздал. А если теперь линейку объявят, а галстука нет?

Он даже чуть бледнеет, представив такой случай.

— Выглади и положи на место, — говорю я. — Линейка будет послезавтра.

Владька взлетает в кресле.

— А как? А когда? А во сколько? А это точно? А если…

Он сейчас ни за что не успокоится, пока не выпустит в меня полную обойму вопросов. И приходится отвечать, что всё уже решено, что совет дружины, в общем-то, не имеет ничего против его, Владькиного, вступления в пионеры, что линейка будет в семь часов вечера, со знаменем, барабанами, горнами, и что форма нужна парадная, и что торжественное обещание Владьки будет записано на магнитофонную плёнку, и плёнка эта будет храниться в отряде по крайней мере до тех пор, пока Владька не вступит в комсомол.

Такая уж у нас в отряде традиция.

— А если я собьюсь, когда буду торжественное обещание говорить?

— Ну, если немножко собьёшься, не беда. Но лучше не сбиваться.

— А тебя, когда принимали в пионеры, записывали на магнитофон?

— Да нет, Владька. Мы про магнитофоны в то время ещё и не слыхали.

— Ну уж… — говорит Владька. Он подозревает, что я просто хочу уклониться от разговора. — Как это не слыхали? Когда это было? Ты, что ли, старик?

— Не совсем старик, а всё-таки в три раза тебя постарше. Даже с хвостиком.

— Это разве много? Чепуха, — решительно заявляет он. — Ну расскажи.

— Что?

— Как тебя принимали в пионеры.

Как это было? Я возвращаюсь памятью в детство и опять вижу очень хорошее утро девятого мая сорок седьмого года.

Проснулся я от тревожного толчка: «Не опоздал ли?» Но тут же увидел, что наши ходики вытянули стрелки в одну вертикальную линию: шесть часов. На медных стрелках и маятнике горели колючие солнечные звёзды. Солнце хлестало в окна неудержимым потоком, и тонкие шторки не могли остановить его.

Разве уснёшь!

Я потянулся за одеждой. На спинке стула висела почти новая синяя рубашка. Вернее, тёмно-голубая. Она вкусно пахла горячим утюгом.

То, что рубашка не белая, меня слегка тревожило. Вчера Елена Ивановна сказала, что на сбор все должны прийти в белых рубашках. А у меня не было. Так уж получилось. Были две клетчатых ковбойки с пуговками на воротнике, одна зелёная футболка с заплатой на плече да вот эта синяя рубашка. Мне её на день рождения подарила тётя Галя, у которой мы жили на квартире.

Помню, накануне я пытался объяснить Елене Ивановне, что нет у меня парадного обмундирования. Но она торопилась и сказала:

— Ну постарайся как-нибудь…

Ничего себе «постарайся»! Это сейчас всё просто: пошёл и купил пионерскую форму. А в то время жилось потруднее: не каждый день отыщешь в магазинах, что нужно, да и с деньгами туго.

В общем, грызло меня беспокойство.

Но утро было такое хорошее, что долго терзаться всякими страхами я не мог. Натянул я штаны и синюю рубашку, подхватил за ремешки новые скрипучие сандалии и на цыпочках выбрался на крыльцо. На крыльце сидел Полкан. К носу его прилипли кожурки клейких тополиных почек, и он пытался стряхнуть их лапой.

— Опять совал нос куда не надо? — спросил я.

Полкан замахал мохнатым хвостом так, что по ногам у меня прошёлся ветер.

У сарая тётя Галя кормила кур. Она оглянулась на меня, заулыбалась, заговорила нараспев:

— Не спится небось в праздник-то? В школу-то на уроки-небось и проспать не боялся, а нонче-то с петухами встал… Вот Колюшка мой, когда в пионеры его принимали, помню, тоже ранёшенько поднялся…