Синий краб - читать онлайн книгу. Автор: Владислав Крапивин cтр.№ 113

Пасти стадо — непривычное занятие для городского мальчишки. Рогатая скотина не очень-то его слушается. Ну какой пастух из паренька, которому недавно лишь двенадцать стукнуло? Только Генка не жалуется. Быть пастухом лучше, чем батрачить за одни харчи у свихнувшегося от жадности «хозяина» Петра Макарыча Малопудова.

К Малопудову Генку устроил дядя Федор, знакомый отца. Когда отец помер, мамка работать пошла, а дядя Федор её уговаривал:

— Отдай мальчонку в деревню, у меня там свояк есть, крепкий хозяин. Будет Генка под присмотром, делом займётся. Глядишь, к осени мешок муки заработает.

У матери, кроме Генки, маленькие Лидка да Борис. Попробуй прокорми. Время-то тяжёлое. Поглядела мать на Генку, вздохнула, спросила:

— Ты сам-то, Гена, как думаешь?

— А чего… — сказал Генка. — Если мешок муки, то конечно…

Свояк дяди Федора и впрямь был «крепкий хозяин». Проще говоря, кулак. Генка с утра до темноты ни минуты отдыха не знал: чистил конюшню, корм задавал скотине, навоз вывозил. Свиньям завидовал, потому что те могли спать сколько хочется.

А когда, совсем измочаленный. Генка валился на лавку, костистая рука Малопудова вцеплялась в его плечо.

— Подымайся, ты. Табак за тебя Николай-угодник рубить будет?

Ух как ненавидел Генка его заросшее лицо и гусиные глазки!

Глотая слезы, поднимался он и рубил в деревянном корыте сухие листья самосада. Запах его он до сих пор не выносит. Маленькие окна избы казались красными от позднего летнего заката. В одном из окон чернел ненавистный силуэт хозяина. Генка встряхивал сонной головой и зубы стискивал от злости. Но ведь никому не скажешь про свои обиды, помощи ни у кого не попросишь.

Один раз Генка, разозлившись, так трахнул в корыте железной сечкой, что корыто треснуло.

— Это что ж?! — заголосил Петр Макарыч. — Кормишь его, прорву, жрёт, как лошадь, да ещё добро в щепки переводит!

Замахнулся было, да Генка тоже не промах: отскочил к стене, сечку сжал покрепче, стерпеть не захотел.

— Какое это добро! Насквозь уж прорублено.

Малопудов поостыл. Корыто и в самом деле старое. А мальчишку трогать — себе дороже обойдётся. Вон как глазами-то зыркает: чисто волчонок. К тому же и соседи, чтоб им провалиться, всё больше говорят, что заездил парнишку.

И партейный этот, Завьялов, нехорошо на него, на Малопудова, поглядывает.

— На вышку полезай да новое корыто найди, — проворчал Петр Макарыч. — Там, за вениками, лежит. Лампу возьми. Да не запали там чего.

Вышка — это по-деревенски значит чердак. Взял Генка керосиновую лампу с пузатым стеклом, забрался по приставной лестнице в пыльную темноту чердака. Пахло сухой землей и берёзовыми листьями. Веники, подвешенные к стропилам, словно скребучие лапы, хватали за лицо. Генка долго не мог найти корыто. Потом отыскал его в углу за старым сундуком, окованным ржавыми полосками.

Сундук был старинный, могучий. Интересный. Уж не золото ли прячет в нем Петр Макарыч? Генка поднатужился, поднял крышку. Была в сундуке всякая рухлядь: гнилые голенища от сапог, драный шёлковый абажур, мятый самовар без крана. А ещё была книжка — разлохмаченная, без корочек. И на первой странице картинка: мальчишка в широкополой шляпе, верхом на тонконогом коне, перепоясанный патронташами, поднял к губам сигнальную трубу. А издалека мчатся по степи лихие всадники.

Через неделю Семен Завьялов. тот, что из Красной Армии пришёл раненый, Генку окликнул через изгородь и сказал:

— Мы тут с народом порешили, что нечего тебе на Малопудова спину гнуть. Определим тебя в пастухи. Мужиков у нас мало, на это дело с охотой никто не идёт, а тебе в самый раз, если постараешься. Скотины у нас немного, управишься. До осени походишь за стадом, муки заработаешь — и домой. Чего тебе в деревне делать? Ты человек городской, рабочий… А пока у меня поживёшь.

С тех пор и ходит Генка в пастухах. Кнут на плече, а за поясом книжка. Та, что на чердаке нашлась. Чуть свободная минута выпадет, Генка сразу нос в книгу. Написано там о далёкой стране Трансвааль, где народ дрался за свою свободу против англичан. Страна далёкая, африканская, а дела понятные: вся Россия тоже воюет за свободу, против богатеев, таких, как Малопудов. Да и против этих самых англичан тоже, которые до чужого каравая большие охотники. Семён Завьялов с ними воевал, рассказывал…

Генка уже два раза перечитал книжку, где говорилось про мальчишек из Трансвааля, которые с англичанами дрались. И очень ему нравится картинка на первом листе: всадник-трубач.

Вот бы Генке такую трубу!

Он так замечтался, что даже кулак к губам поднёс. Даже показалось, что губы коснулись холодного металла…

Заиграет труба, и послушное стадо соберётся в путь. Станут гарцевать на мустангах ковбои — пастухи и охотники дикого Запада. (Генка про них ещё раньше читал в книжках Купера и Майн Рида.) А если кто заденет Генку, целая армия бросится на выручку, сотрясая поля топотом подков.

И вот как наяву видит Генка, будто на звук трубы мчатся от тёмного леса по холмам, лугам и перелескам всадники. Их стремительные силуэты чётко рисуются на вечернем небе. Вытянулись по ветру плащи, головы в широкополых сомбреро склонены к лошадиным гривам.

Всадники спешат к Генке. Помощь и дружба! Месть за обиды!

3

Генка усмехнулся своим воспоминаниям. Поправил на плече винтовочный ремень и зашагал снова.

Всадники и трубачи из дальних стран. Всё это было неплохо, интересно, но Генку они теперь мало волновали. Они были сказкой, а Генка прошлой осенью встретил настоящего трубача.

Это случилось, когда он вернулся домой из деревни. Вернулся не с пустыми руками. Мешок муки, о котором думалось всю весну и лето, он и в самом деле привёз. Свой, заработанный.

Мать счастливо хлопотала у стола, заводила тесто. Говорила, благодарно поглядывая на Генку:

— Учиться теперь пойдёшь. А то без грамоты куда денешься?

В школу вернуться Генка и сам хотел. Да только Бориска без ботинок, в отцовских сапогах шлёпает, а они как решето.

У Лидки кофта — дыра на дыре. Да и с едой туго, одним мешком муки жив не будешь.

— Успеется с учёбой-то, — небрежно сказал он матери. — Работать пойду.

Друзья отца обещали устроить его в слесарные мастерские при электромеханической фабрике. Правда, дело затягивалось: уж больно мал парнишка. И пока шли разговоры да уговоры, выпали у Генки свободные дни.

Да лучше бы их не было, этих дней-то. Скука. Пришла на Урал слякотная серая осень, и улицы раскисли от грязи. Не хочется и нос высовывать из дома.

А вот малышу Бориске холод и дождь нипочём. Целыми днями он с приятелями пропадал на улице. Ничем не удержишь, хотя и сапоги дырявые. «Ну и пусть бегает, — думал Генка. — Помощи в доме от него всё равно мало. Только вот ноги не застудил бы».