Дагги-Тиц - читать онлайн книгу. Автор: Владислав Крапивин cтр.№ 46

читать книги онлайн бесплатно
 
 

Онлайн книга - Дагги-Тиц | Автор книги - Владислав Крапивин

Cтраница 46
читать онлайн книги бесплатно

Муки творчества и другие муки

Лодька так и сделал: пришел, сел, открыл. Но дальше нескольких слов — «На высоком берегу, среди вековых тополей стояла старинная церковь» — дело не пошло. Мысли раскатывались, как мелкие шарики по гладкому стеклу. И каждая была о своем — о задачке про центр окружности (напрочь забылись условия), о созвездии Ориона, которое сверкало над логом, когда шел к дому; о немецком слове die Кlapperschlange, что означает «гремучая змея», а дословно — «громыхающий шланг» (ну и дребедень лезет в голову!); о «Пылающем острове»… А самый увесистый шарик был мыслью о Стасе. Он будто подсказывал, что про нее следует написать стихи…

Ну вот! А зачем тогда эта новая тетрадка? Стихи Лодька — еще с той поры, когда был Севкой — записывал в тетрадь, подаренную Алькой Фалеевой. (Как она, Алька, заботилась о Севке! Утешала, если злобная Гетушка доводила его до слез. Угощала то горбушкой, то кусочками рафинада. Один раз прямо на уроке, под партой, заштопала на колене его разодранный чулок. Снабжала его, растяпу, перышками, карандашами, резинками… И такую замечательную тетрадь принесла на день рожденья…) А стихов-то в тетради было до сих пор всего ничего, чуть больше десятка. Первое стихотворение — трескучие строчки про революцию «Свергнут царь и свергнута вся свита…» Потом — «Мой папа не вернулся с моря…» А последнее — то, что сочинил в шестом классе: про кольчугу и Дантеса. С той поры Лодька ничего не рифмовал, поскольку понял окончательно, что поэтом все равно никогда не станет, нечего зря силы тратить. Другое дело приключенческие книжки, писать которые — занятие очень увлекательное (хотя и неимоверно трудное, ни одной еще не написалось). Но сейчас уже не хотелось сочинять повесть, а желание придумать что-нибудь поэтическое про Стасю, созрело и стало увесистым. Можно не просто сложить стихи, а подарить ей к Восьмому марта. Если, конечно, они получатся не совсем бестолковыми и если хватит смелости…

Лодька начал придумывать. Но почти сразу включились тормоза. Потому что нужна была рифма к имени «Стася», а ничего не подбиралось. Кроме непонятного и, видимо, старинного слова «ипостаси» — родительный падеж от «ипостась». Оно откуда-то влезло в голову, но что означает, Лодька понятия не имел.

А может, что-то хорошее? Торжественное такое и поэтическое?

В комнате (не в Лодькиной, а в другой, большой) рядом со спинкой кровати стоял высокий стеллаж. Папа и Лодька смастерили его, как только въехали в эту квартиру. Сами ошкурили стояки и полки, покрыли их морилкой и лаком, прибили к стене. Прибить их не составило труда: стена, за которой обитали соседи Суреповы была не капитальная, а из оклеенных обоями досок. Потом расставили там все, какие нашлись в доме, книги, а оставшееся на полках место мама заняла хозяйственными вещами: фаянсовыми кружками, вазочками для цветов, коробками с нитками-иголками.

Папины любимые книги стояли на самой верхней полке. Мама специально убрала их туда, чтобы они спокойно дожидались возвращения хозяина. У потолка стояли «Цусима» Новикова-Прибоя, «Севастопольская страда» Сергеева-Ценского, обернутый в газету (чтобы не видно было имени автора) томик Есенина, справочники по навигации, толстенные учебники по морскому делу. Туда же Лодька поставил свой любимый «Пушкинский календарь» — пусть будет с папиными книгами. И там же, под потолком, стоял старинный «Энциклопедический словарь», который папа однажды купил на толкучке (и очень радовался приобретению — говорил: редкость).

С пола до этих книг было не дотянуться. Лодька, если требовалось, забирался на спинку кровати, потом вставал на одну из промежуточных полок, будто на ступеньку, и тогда верхняя полка — вот она, перед носом. Если мама была дома, каждый раз Лодька слышал, что эта акробатика закончится скверно. В лучшем случае — разрушением стеллажа, а в наиболее вероятном — сломанной Лодькиной шеей. Но стеллаж был сколочен крепко и пока все обходилось без аварий…

Сейчас Лодька привычно взметнул себя на гнутую из железных трубок кроватную спинку, осторожно переступил на доску со своими учебниками, потянул на себя сверху увесистый кожаный том. Побалансировал. Кинул словарь на кровать (она пружинно охнула). Хотел соскочить сам, но заметил, что на стене — там, где только что стояла книга, светится щель. Шириной в карандаш. Это отогнулся кусок пересохших обоев.

Первая мысль была: надо приклеить.

Вторая (с внутренним хихиканьем): а что там делает Галчуха?

Лодька раздвинул пошире книги, задержал дыхание, вытянул шею, придвинул к щели правый глаз. Комнату Суреповых было видно хорошо: стол, патефон на подоконнике, диван, плетеные из лоскутков коврики на полу… Но Галчухи не было. И никого не было. Видимо, тетя Тася опять на дежурстве, а Кузьма Степанович в своем паровозном рейсе… Впрочем, Галчуха-то была дома, только не в комнате, а на кухне, погромыхивала там чем-то…

Лодька со словарем вернулся в свою «конуру». Рядом с кушеткой, которая служила ему кроватью, стоял табурет, на табурете — лампа с треснувшим зеленым абажуром. Лодька выключил верхний свет и улегся рядом с уютной, тихонько звенящей лампой на шерстяное одеяло. Откинул истрепанную кожаную корку. Где там буква «И»?.. Вот она буква «И»! Где нужное слово?.. «Ипокрена»… «Ипомея»… Ага!

«Ипостась — личность, каждое изъ лицъ Святой Троицы, отсюда «трiипостасный Богъ»…

Ничего себе!

Никаким образом привязать это к Стасе было невозможно. Лодькина душа не принимала легкомыслия ни в чем, что связано с Богом…

Однако… ведь стихи не обязательно должны быть легкомысленными…

Но все равно! Что божественного в ней, в Стасе Каневской? Конечно, она хорошая. Все понимает с двух слов, любит те же книжки, что и Лодька, смеется так замечательно и, когда смеется, на лбу подскакивают загнутые в полукольца пушистые прядки пшеничного цвета, а в светло-карих глазах вздрагивают искры (не такие, как от железных опилок, а крохотные и будто щекочущие)… А на затылке рядом с косами — тоже завитки волос, и Лодьке (он всегда краснел при такой мысли) иногда хотелось потрогать эти завитки… В общем, такая вот она, Стася. И еще по-всякому славная. Но не ангел же…

Хотя… чуть-чуть, самую капельку, что-то ангельское Лодьке в ней иногда чудилось. Так же, как в девочке на серебристом коне. Случалось даже, что не эту девочку, а именно Стасю видел он в своих мыслях легко взлетевшей на высокое цирковое седло. Но эти мысли были короткими, Лодька строго обрывал их…

Но теперь оборвать не сумел. Запрыгало в голове:


Легкая девочка Стася

Над серебристым конем.

В ангельской ипостаси

Мчишься куда-то на нем.

Чудятся белые перья

Мне за твоею спиной.

И не решаюсь поверить я

В то, что ты будешь со мной…

Сочинилось в одну минуту. Только… Лодька замычал и ударился носом о раскрытый словарь (в носу даже загудело!). До чего глупо! Никогда он не решится записать эти строчки в тетрадь. И уж тем более показать Стасе! Стыд какой! Она или обсмеет его, или решит, чего доброго, что он влюбился…

Вернуться к просмотру книги Перейти к Оглавлению