Дагги-Тиц - читать онлайн книгу. Автор: Владислав Крапивин cтр.№ 108

Иногда воображал, как пробивается к Стрекозе через джунгли и она прыгает навстречу, повисает на шее (голые руки — будто прутики), но потом запретил себе это…

А в начале третьего класса случился какой-то открытый урок, на который пришли худые и толстые тетеньки, которые при Анне Романовне (она заметно обмирала) сладкими голосами задавали ученикам вопросы. Всякие. В том числе про любимые фильмы и «каких вы, дети, знаете артистов?» Один раз наманикюренный палец обратился и к Гусеву: «А ты, мальчик?» Тому бы буркнуть: «Не знаю я никого…» (что было бы всем понятно и привычно), а его вдруг словно задела коротким взмахом сумрачная музыка старого кино. Инки встал и, глядя в блестящие очки дамы из комиссии, отчетливо произнес:

— Иннокентий Смоктуновский.

— О-о-о… какие ваши дети интеллектуалы, — пропела дама.

Анна Романовна расцвела:

— Да! Это Кеша Гусев! Он в прошлом году замечательно играл в постановке по басне Крылова…

Инки сел и стал смотреть в окно…

…Так и прилипло к нему это прозвище. Никто, конечно, не мог даже выговорить полную фамилию Смоктуновский, сократили до первого слога. И стал он Смок. Ну и ладно. Лучше, чем Моргала.

Зимой Инки заметил на полке в школьной библиотеке книжку «Смок Белью». Американского писателя Джека Лондона. Взял почитать. До этого он читал книжки через пень-колоду, а после «Смока» начал брать их в библиотеке постоянно. Оказалось, это не хуже телевизора. Смотри, Марьяна, свои сериалы теперь хоть до посинения. И та смотрела (а мать снова была в отъезде).

Прозвищем своим Инки не то чтобы гордился, но принимал его как должное. Звали его так и ребята в классе, и знакомые пацаны на улице, даже старшеклассники. И те, кто к нему относился нормально, и те, кто его бил…

Били не часто, но и не редко. За то, что не хотел отдавать деньги (а где их было взять?), и за то, что «шибко упёртый». Чаще всего этим занимался шестиклассник Расковалов по кличке Бригада со своими дружками. Ну, ладно, доставалось от них не слишком сильно, «средне», Инки иногда отмахивался даже, но недолго, для порядка. Проще было съежиться, получить свое и быть отпущенным под советы «в другой раз не возникать, а то сделаем из тебя жижу»… В общем-то, дело было привычное, в ряду других противных, но неизбежных событий: контрольных по математике, дополнительных занятий после уроков, ругачек с Марьяной, хождения на рынок за картошкой, письменных домашних заданий (если не сделаешь, Аннушка совсем задолбает), прививок в медицинском кабинете и энергичных объятий-поцелуев матери, когда та очередной раз появлялась из отпусков-командировок…

Ну, вот так он, третьеклассник Гусев (Инки — для себя и Смок — для других), прожил до весны. До той поры, когда появились ходики со своим уверенным и спокойным «дагги-тиц», с картиночным домиком, который Инки наклеил над циферблатом (он решил наконец, что именно в этом домике будут жить Сим и Желька).

А в конце лета — вот! Муха Дагги-Тиц.

…Утром заглянула в комнату Марьяна (вставай, мол, Сосед, завтракать пора. «Ох и колючка ты, Сосед»). И наконец увидела муху. Та снова перелетела с маятника на леску.

— Ну вот! Начинается осень! Сейчас я эту заразу… — Она ухватила со спинки стула Инкины штаны, замахнулась ими.

— Не смей! — взвизгнул Инки, взметнулся над постелью.

— Ты чего?

— Ничего! Не вздумай трогать муху! Она… моя…

— Сам, что ли, пришибешь? — с пониманием сказала Марьяна.

— Я тебя… пришибу, если ее тронешь!

Он выхватил у Марьяны перемазанные бриджи, запрыгал, проталкивая в штанины покрытые облупленным загаром икры…

— Ненормальный! Новый бзик, да? Точно матери позвоню. Про всё…

— Звони хоть президенту. А муху не тронь!

— Да зачем тебе эта дрянь? Объясни хотя бы!

— Сама ты… Не твое дело… — И наконец придумал, как объяснить: — У космонавтов на станции такая же муха была, я видел по телику. Они ее звали Настя…

— Ну, так у них она для опытов была! А тебе-то для чего? Одни микробы…

— Не вздумай трогать! Если она куда-то девается, ты будешь виновата! — В Инкином голосе зазвучало такое, когда лучше не спорить, Марьяна это знала. Плюнула и пошла к себе. Там стала объяснять про все Вику, который только что проснулся. Вик отзывался покладисто:

— Ну и оставь их. Что поделаешь, если он такой пацан, муху не обидит.

— Муху-то не обидит, а к людям как волчонок…

— Не трогай его, вот и не будет как волчонок…

— Да провались он со своей мухой… Будто любимую животную завел.

Инки смотрел в закрывшуюся дверь. «Сама ты… «животная»… Не мог ведь он сказать: «Не трогай Дагги-Тиц, потому что у меня, кроме нее, никого нет»…

Марьяна больше не пыталась поднять руку на Дагги-Тиц (попробовала бы только!). А та появлялась в комнате каждый день. Каждый раз — неизвестно откуда. Чаще всего вечером. И садилась на маятник. Или на леску. А иногда — на Инкино колено или на руку — гуляла по ней от локтя до запястья. Погуляет — и снова к ходикам. Видать, она подружилась не только с мальчишкой, но и с часами…

Инки поставил на подоконник посудинку с едой для мухи — пивную пробку с молоком. И молоко регулярно менял. Муха иногда садилась на краешек пробки — питалась. А потом опять качалась на маятнике или гуляла по леске…

Однажды муха не появилась — ни вечером, ни на следующее утро, и, конечно, Инки заподозрил Марьяну:

— Это ты ее прогнала? Или пришибла!

Марьяна искренне завопила, что она не сумасшедшая и не самоубийца, чтобы связываться со свихнувшимся мальчишкой и его заразой. Потом беды не оберешься!

— Небось сама околела где-нибудь! Или воробей склевал…

Инки и сам понимал: мушиная жизнь полна риска. Мало ли что может случиться с такой крохой. А Марьяна — это было видно — и в самом деле ни при чем. Но все равно Инки смотрел на нее косо.

К счастью, назавтра Дагги-Тиц появилась как ни в чем не бывало. И с той поры навещала Инки каждый день. А потом и вообще поселилась у него в комнате, исчезала лишь ненадолго.

Наверно, понимала, что скоро лету конец и зимовать лучше под крышей. И, кажется, ей было хорошо с Инки, так же, как ему с ней…

Он лежал вечером, смотрел, как Дагги-Тиц качается под ходиками, и думал о чем-нибудь спокойном. Например, о семенах белоцвета, которые плавают в теплом воздухе августа. Или об улице Строительный Вал с черным котенком на трубе (впрочем, котенок, наверно, уже вырос, но и взрослый кот на трубе — тоже хорошо…).

Потом пришел неизбежный сентябрь. Марьяна погладила Инки белую рубашку, вытащила из шкафа и почистила его прошлогодние (вполне еще приличные) джинсы и посоветовала:

— Старайся в этом году, Сосед… — И даже погладила по плечу. Инки дернул плечом и отправился в четвертый класс.